Книга без названия

Так и шли по улице живыми крестами под хохот всей станицы.

Оказывается, их сопроводили до самой станицы и наказали идти по улице, а кто отойдет от остальных, того пригрозили взять на мушку.

Станица хохотала над вояками целый месяц. Как встретятся двое:

- Ну, кунаки, концерт задали, а?

Ну а казачки же по поводу всех достоинств вояк вообще…

- А у них эти штуки телепаются, как колокольчики!…

Не может быть, чтобы он не боялся смерти. Смерти не боятся только мусульмане, душой и сердцем предавшиеся Аллаху. Но этот керастан, смотрел прямо в глаза, в глаза смерти, не дрожал, не стучал зубами и твердо держался на собственных ногах.

- Нечего разыгрывать комедию. Я не признаю ваш бандитский трибунал. Я офицер Красной Армии и признаю только Советский Народный Суд. Вы не кошки, а я вам не мышка, чтобы вы могли поиграться мной перед смертью. Расстреливайте!

- Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь из этих людей защищал тебя перед Трибуналом?

- Нет! Не хочу!

- Почему?

- Для себя считаю за позор, чтобы меня перед этим бандитским трибуналом защищал бандит. Я - фронтовик. Вы меня не испугаете.

- Ты не энкеведешник?

- Нет. После госпиталя направлен сюда. Зачем вам это?

- Значит, отказываешься от защитника?

- Отказываюсь.

- Ну, что ж, ты сам себе вынес смертный приговор, - проронил председатель Трибунала.

Кивком головы это решение подтвердили двое других членов Трибунала.

Абреки отвели офицера в сторону, а двух сержантов поставили перед Трибуналом. Пленные даже не пытались скрыть своего страха. В душе они распрощались с жизнью, они только хотели, чтобы их убили без мучений. «Боевой листок чекиста» столько рассказывал о зверствах бандитов. У одного дрожало колено. На лице - мольба о чем-то.

Дело происходило на поляне в лесу под Датыхом. Кавказский Трибунал решал судьбу отряда, захваченного людьми Хучбарова в Мужичах: офицера, двух сержантов и девяти солдат. Их взяли ночью в школе, где они остановились на отдых. Двое часовых были убиты во время нападения, а остальных повязали сонных. Пленные не подпадали под приговор о расстреле на месте.

- Мы обвиняем вас в убийстве двух пастухов из Галашки. Они даже не были мстителями. В день выселения они находились в горах. Их семьи выселили. Они просто скрывались и пасли своих овец глубоко в горах.

- Они вступили с нами в бой. Они погибли в бою, - ответил один сержант.

- Из чего они стреляли по вас? - спросил судья.

- Из огнестрельного оружия.

- Какого?

Сержанты молчали.

- Лохан, принеси это.

Лохан принес свернутую бурку и разостлал ее перед Трибуналом. На бурке лежал большой кинжал в черных деревянных ножнах, нож, двуствольное ружье и кремневый пистолет.

- Это? - спросил судья.

Сержанты опустили головы и кивнули, что это то самое оружие, с которым два пастуха вступили в бой с целым армейским отделением, вооруженным тремя автоматами, одним пистолетом и девятью карабинами. Не было у них аргументов в защиту себя. Их участь была решена.

- Приведите назад того первого офицера: есть к нему один вопрос.

Тот снова предстал перед Трибуналом, поправил гимнастерку, проверил, все ли пуговицы застегнуты.

- Назови свою фамилию.

- Левко Александр Данилович, старший лейтенант. Еще вопросы?

- Да. Кто ты по национальности?

- Еврей.

- Кто?

- Еврей.

- Ты даже не русский?

- Нет, но какое это имеет значение? Главное для вас: я офицер и воевал с вами.

На поваленном бревне в ряд сидели человек десять мстителей. Один из них поднял руку и встал:

- Я буду защищать этого человека.

- Ты имеешь право, Зака. Мы тебя слушаем.

- Тамада и вы, члены Трибунала и все остальные. Я Зака сын Вахида из Ломзи-юрта. Говорю то, то знаю не по слухам, а точно, как было. Перед самой войной мой дядя купил в городе Грозном дом и жил там над Сунжей в квартале, где жили горские евреи, еще называют их татами. Я у них скрывался целую неделю. Они соблюдают кавказские обычаи, но чтят свою религию. На третий день, как нас выселили, их главный мулла собрал стариков и других мулл для решения одного важного дела. Они это дело быстро решили и объявили всему своему народу. Хорошее слово всегда бывает коротким. Я хочу вам сказать это слово. Вот что они решили: «Народ чеченцев и ингушей изгнали со своей родины, как в древности изгоняли иудеев. Проникнитесь к ним состраданием и да не войдет ни один из нас ни в дом чеченца, ни в дом ингуша и не возьмет с иголки. Проклятье на том, кто нарушит сие». Вот как они сказали. Так и соблюдают. А теперь решайте его судьбу, как подскажет Аллах и совесть. Перед вами стоит еврей - один из их народа.

Зака сел на место.

Долго сидел Трибунал в задумчивом молчании. С одной стороны кровь двух соотечественников звала к отмщению, а они - мстители, с другой стороны это великое Слово.

- Говорите все, - поднял голову Чада, тамада Галгайского Трибунала, - нам тяжело это решить. Кровь братьев тяжелее свинца, а Слово татов, которое огласил Зака, неизмеримо. Что нам делать?

Поднялся Талхиг из Датыха. Он вздохнул несколько раз, сжался в плечах, а на лице отразилось душевное напряжение:

- Я не знаю это правда или нет, но от одного ученого человека я слыхал, что мы живем на этой земле десять тысяч лет. Десять тысяч лет рядом с нами живут и другие народы. Кавказ - мешок народов. Мы жили, как живут соседи в любом месте - ни хуже, ни лучше. Роднились. Бывало хорошее и плохое. Мы кушали их хлеб-соль, они - наш. Но вот нас постигла Черная Среда. Ни один народ не сказал Слово Сострадания, ни христиане, ни мусульмане - наоборот бросились растаскивать то, что от нас осталось, пот и кровь наши и наших отцов, только наши кавказские таты сказали это. Слово.

Талхиг шел к Трибуналу, держа руки так, как будто нес на них что-то весомое, хрупкое и дорогое.

- Чада, я настаиваю, чтобы этот еврей ушел от нас с миром в знак уважения к тем…

- Мы так думаем все, - подтвердили остальные.

Чада повернулся направо - и судья справа кивнул головой в знак согласия. Чада повернулся налево - тоже самое, а потом огласил приговор:

- Офицер Александр, ты участвовал в убийстве двух наших людей, мирных пастухов. Ты командовал. По Закону Справедливости ты достоин смерти, как и двое этих твоих товарищей. Мы тебя отпускаем за то Слово, что сказали таты. Пусть до них дойдет наше решение, наша благодарность.

- Вы объявили евреям амнистию? - усмехнулся этот упрямый офицер. - Вот так дела!

Молодой человек принес плащ-палатку, пояс с пистолетом и автомат.

- Вы даже не разоружаете меня?

- Нет. Иди с честью.

- А эти двое?

- Мы их расстреляем.

- А солдаты?

- Они получат по двадцать палок, потом мы их отпустим.

Еврей нагнулся, чтобы поднять пояс с пистолем, но передумал и выпрямился.