Книга без названия

- Что смотрели? - Изумился Соандрою - Ты, что, заболела в этой тюрьме?

- Нет. Я была здорова. Бечер сказал им что я…

Она долго молчала, глядя себе под ноги.

- Заира, - строго сказал Соандро. - Ты договаривай, что им сказал твой родной дядя Бечер?

- Ну… Что мы с тобой как муж и жена. И что может быть я уже беременна.

Соандро нервно зашевелился, хлопнул сильно по колену и про себя произнес по-ингушски:

- Какие подлые люди! Какие грязные. Меряют всех по себе. А дальше…

- Вот, оказывается, почему они называли меня ингушской постельной тряпкой. Я не знаю, что им сказала врач, но больше меня не били, угрожали осторожно, старались уговорить.

- И что они хотели?

- Чтобы я тебя выдала.

- Каким образом? Вот я приду сюда, а ты куда-то уйдешь спешно - разве я дурак, чтобы не догадаться, куда ты пошла?

- Нет. Никуда уходить не надо было. Просто я должна была повесить на веранде свой платок, а они дали мне слово в этом доме тебя не брать, выследить и поймать где-то в другом месте.

- Они тебе что-то обещали?

- Обещали. Хорошую дойную корову или, на мое усмотрение, пять овец. Целое богатство для нашей бедной семьи.

- Ты согласилась?

- Нет.

- Ты даже пустого обещания им не дала?

- Нет, ингуш, если бы я дала обещание, они бы постоянно приставали пока или тебя не убьют или меня.

- После этого тебя сразу отпустили?

- Нет, через двое суток. Сам следователь, лейтенант Майрбек, открыл камеру, дал мне в руку каких-то денег и, сладко улыбнувшись, сказал: «Иди, Заира, домой. Видишь, у нас такая работа, постоянно ловим бандитов, а люди не хотят правду говорить…» Я бросила деньги ему под ноги и пошла, кто-то сунул мне в руку какую-то бумажку, которую потом отобрали у выхода.

Он хотел постичь истинную суть ее слов. Что ей стоит повесить этот платок на веранду. Его поймают, помучают месяца два в Первомайском, а потом расстреляют. Она получит дойную корову и будет счастлива, глядя на глухонемого брата, как он выпивает целый литр парного молока. Счастье. В чем оно? Наверно, его много разного. Оно имеет размеры и каждому годится только его размер.

Вот он лишился всего на свете. Мать умерла до войны, оставив отца одного. Он больше никогда не смеялся. А, садясь вот за этот трехногий шу, за которым сейчас кушает немой брат Заиры, отец вздыхал каждый раз и тихо шептал губами: «Э-э!… Фердовс! Фердовс!»

Отец умер второго февраля 1944 года, ушел из этого мира, возложив на него единственный долг в этом мире: деньги, которые дал ему друг аварец Хали на покупку лошади. Он собрал эту сумму и отправился в глухие дагестанские горы. Друг отца его держал целую неделю. А однажды прибежал родственник и сообщил, что ичкерийцев *выселяют. Солдат нагнали больше, чем против немцев. Родственники Хали его прятали два дня, потому, что за Соандро приходили милиционеры. Им сказали, что ингуш давно ушел домой. Темной ночью сыновья Хали провели его через перевал по непроходимым охотничьим тропам, и вывели на кумыкскую равнину. Они обменялись шапками. Аварская шапка его спасала дважды.

И вот он, испытав много мытарств, бессонные ночи оказался в своем дворе… А тут чужие люди. Вот эта бессловесная девушка и этот глухонемой мальчик. Они заняли его родной дом и живут в нем, как в собственном. А он, который таскал вот эти балки, клал эти стены из сырого кирпича, настилал этот пол, - он не может спокойно лечь в кровать отца и выспаться всласть. Он - гонимый, отверженный. За ним охотятся милиция, НКВД, НКГБ, истребительные отряды, как за диким зверем. За что? Что он кому сделал до того, как враги-гяуры дерзкой рукой разрушили его гнездо, отняли дом, родину, народ и всячески пытаются отнять честь. А эти пришлые! Они вроде считают себя ни в чем не виновными. Пришли, в полные дворы имущества и поживают себе. Даже названия наших сел переменили. Вот Яндаре, откуда его мать родом, теперь называется Райзаст. Что-то вроде рая по-ихнему. Да какое они имеют право? Им мало нашего имущества? Задумали забрать у нас память!!! О-ф-фой!

Он схватился за голову и двумя руками сильно зажал виски.

Он сидит тут с ними и разговаривает, как будто они ему родные. Я бы хотел знать как бы эти двое поступили, если бы я был на их месте, а они - на моем? О Дяла! Помоги мне понять все это?

Она тихо коснулась рукой его плеча, он встрепенулся, как обожженный, глянул вверх и увидел веснушчатое юное лицо, размазанное слезами.

- Ингуш, даже если меня повесят, я тебя не выдам, но они очень хитрые, и сильно хотят поймать тебя. У Майрбека аж глаза горели…

- Эти глаза Заира потухнут, если еще раз тронут тебя пальцем.

Он почувствовал волнение от ее тихого голоса и тепла ее тела.

Он резко вздохнул, отодвинулся вместе с табуреткой и выставил руки, как бы защищался от нее. На лице у него выступил пот.

- Заира, отодвинься. Я же не железный! Мы можем натворить беды, которые поставят твою жизнь в опасное положение. Я - мужчина, и должен держать себя в руках. Может, придет другое время, и мы будем тогда живы… А пока считай, что мы с тобой брат и сестра. И так будем вести себя.

Он встал, первый раз подал ей руку, тихо улыбнулся и исчез.

Отчаянного человека не убедишь в том, во что он отказывается верить. Хажби был отчаянным человеком. Ему было под сорок, и он женился впервые. Он увез красавицу Саниат, оставив в растерянности всех молодых людей, мечтавших в душе обрести ее руку и сердце. Состоялось перемирие и кувд по этому поводу.

А жених со своими друзьями пировал на высоком холме. Это была их новая родина. Первые из них пришли сюда четыре года тому назад, а некоторые совсем недавно.

- Хажби скажет тост! Говори Хажби! Ты самый смелый и решительный мужчина в округе. Ты не побоялся шестерых братьев Саниат, налетел и унес, как кобчик уносит цыпленка! Слава нашему Хажби! Живи долго!

- Вы самые мои близкие друзья. У меня других ближе вас нет. Я женился на Саниат, но не войду к ней тайком, словно вор, как принято у нас. Я войду к ней открыто, как нарт, средь белого дня, вон на том поле, которое у макхалонов называется Мовлата Бай. Это значит по-ихнему Святое Поле. С завтрашнего дня оно будет называться Поле Хажби. А вы, если почитаете меня, соорудите сегодня же посередине поля шалаш, чтобы невесте где было скрыть свой стыд.

- Как ты это сделаешь, Хажби? - изумились друзья, - Такого еще никто не делал. Это же нарушение обычая.

- Я сам себе обычай.

- Я возьму двух волов, впрягу их в плуг. Пропашу круг и войду в первый раз к невесте. Побуду с ней до обеда. Сделаю второй круг и опять войду к невесте. На закате солнца я сделаю третий круг, и третий раз войду к Саниат. А когда стемнеет, я вернусь со своей женой в село.

- О Хажби! Ты задумал страшное дело. Может не надо? Это пахнет святотатством. А если узнают ингуши-абреки? Такое не простят.