Книга без названия

Им долго аплодировали.

И вот прощальный вечер в ресторане с богато накрытыми столами и приглашенным оркестром, разумеется, на деньги самих выпускников. И тут колесо судьбы сделало самый неожиданный поворот.

Говорили тосты, осушали бокалы, танцевали. Асламбек с Анной станцевали лезгинку. Всем очень понравилось. После Асламбека в круг вошел военный, гепеушник, щеголяя новой экипировкой: длинная зеленая гимнастерка, перепоясанный лакированным ремнем с портупеей и кобурой, синие галифе и сапоги. Под носом коротенькие усики. Он деланным жестом пригласил Анну в круг.

- Извините, я устала, - сказала девушка, напрашивающемуся кавалеру.

- Пошли. Чего ломаешься?

- Вам понятным языком сказано: я устала, больше танцевать не хочу.

- Отказываешься?

- Как Вам угодно понимать, так и понимайте, но я больше ни с кем танцевать не намерена, кроме как с женихом.

- Что? Что ты сказала? - гепеушник схватил девушку за локоть и швырнул в круг, Анна сумела устоять на ногах, хоть и качнулась, но не упала. Повернулась и пошла в ту сторону, где стоял Асламбек.

- Стой, сказал! - Гепеушник бросился к ней, но ему перегородил дорогу студент плотного телосложения.

- Чего тебе?

- А вот чего!

Звук пощечины раздался, как выстрел. Это была пощечина не интеллигента, ради нанесения оскорбления обидчику. Это была пощечина горца, в которую вкладываются сила, страсть и ненависть. Гепеушник рухнул, как сраженный, пол окрасился брызгами крови.

Он поднимался с полу, мыча какие-то угрозы. Лицо было измазано кровью и скривилось на один бок. Видимо он плохо видел, потому что в упор рассматривал всех окружающих, ища ударившего. Придя в себя, он отер рукавом кровь с лица и тут встретился взглядом с тем, кого искал.

Асламбек стоял напротив и не собирался ретироваться, а рядом с ним стояла бледная Анна.

- Предлагаю на этом закончить наши прения, - сказал Асламбек гепеушнику, - я получил полную сатисфакцию, как говорили в прошлом веке.

- Ах ты, кулацко-белогвардейская…! - Он выхватил револьвер и выстрелил, но промахнулся. Второй выстрел произвести не успел, его самого сразила пуля. Он зашатался, выронил оружие, опустился на колени и повалился на бок.

В зале поднялся женский визг и крики испуганных преподавателей.

Асламбек взял девушку за руку и двинулся к выходу.

- Вы все свидетели, что этот боров вынудил меня защищаться. Кто попытается задержать меня - уложу на месте.

Они вышли на улицу и скорыми шагами пошли по темным переулкам в сторону квартиры Анны.

Неожиданно встречная машина затормозила рядом. Асламбек выхватил оружие.

- Асламбек-жан, ты чего?

- О, Артюш! Друг! - Он спрятал оружие в карман и с нескрываемой радостью бросился к машине знакомого таксиста. - Спасай!

- Ты в беду попал, брат?

- В беду, в большую беду. - И он кратко изложил то, что случилось. - Вези нас на ее квартиру. Там отец Анны. Старик не пошел на торжественное вручение дипломов: сердце прихватило. Бог помиловал! Хорошо, что здесь нет ее брата Сашки, а то такая бы каша заварилась.

- Асламбек-жан, тебе нельзя туда ехать. Давай я свезу вас к другу-персу, а старика привезу туда. Вай! Вай! Какие дела!

- Нет, сперва туда. Там увидим. Так скоро они не кинуться туда.

Остановились за три дома - ничего, никакой засады, не успели еще.

Услыхав случившееся, Степан Лукьяныч проявил удивительное спокойствие.

- Нам отсюда сбегать никак нельзя, куда сбежишь-то, а ты, сынок, давай уходи, да живым в руки не попадайся. Изломают, поизмываются и убьют. Ну ингуши! Дед еще говорил: «С ингушом свяжешься - покой потеряешь, в каждом готовый абрек сидит». Да уж ладно. Чему быть, того не миновать.

- А я и не каюсь, Степан Лукъяныч, что случилось. Вот если бы не получилось, тогда всю жизнь корил себя. А зачем я должен оскорбления терпеть от этого хама? За то, что гепеушник?

- Знамо, то не потерпишь, на то ведь тебя Господь ингушом и породил. Эх дела! А? На-ка вот, абрек, бери, пригодятся, чтобы след твой простыл из Ростова немедля.

Старик протянул ему деньги, все, которые у него были.

Асламбек замахал руками и отступил на шаг.

- Тебя отец не учил старшим подчиняться? А ну бери, а не то…!

Тут вмешалась Анна:

- Асламбек, ты брезгуешь деньгами моего папы, когда они тебе так нужны?

Это подействовало, он взял деньги и пошел к двери, а на пороге обернулся:

- Степан Лукъяныч, мы рубили белых, а белые рубили нас. Каждый из нас считал, что он спасает народ. Мы, красные, победили, вернулись с фронтов, а в тылу огромный змеюшник развелся. Еще хуже стало. Что-то мы не то делали. Одно хорошо получилось?

- Что, сынок? Что хорошо получилось?

- Я этого зарвавшегося плебея уложил из именного оружия. Командарм Фрунзе лично сам вручил его мне за Перекоп.

Когда он скрылся за дверью, старик проронил:

- Бабка моя, Глафира Андреевна, царствие ей небесное, в таком случае говаривала: «По плоду видно, что не то дерево посажено». Ну и завертелась карусель! А прав оказался Сашка, брат твой. Как я беспокоился о тебе, Анна, из-за этого абрека, так он и говорит брат твой: «За Анну не бойся. Асламбек, сам ее не тронет и другим не позволит». Каков а! Ну, Анна Степановна, жди гостей, да не робей, сама судьбу выбрала. Авось пронесет. Только ты, дочка, на абрека своего не наговаривай, как бы с тобой не обходились. Зубы стисни и терпи. Говори честно, как было. Против них со зла ничего не говори, а то посадят. Держись ровно, твердо. Мол, было так и так.

Артюша довез Асламбека да Аксая, от денег категорически отказался:

- Убери, Асламбек-жан! Убери! Тебе они пригодятся. Я тебя не видел! Я тебя вообще не знаю. Хорошо?

- Хорошо, Артюша!

- А эта девушка не проболтается?

- Нет, она тебя не выдаст даже под пытками.

Армянин утер слезы и сел в машину…

За Анной приехали под утро. Ее забрали вместе с отцом. Отца к обеду следующего дня отпустили, ее держали три дня, настаивали подписать признание, что Асламбек член кулацко-националистической банды.

Девушке не давали спать, но она не подписывала эту бумагу, дала собственноручное показание, очень короткое, как все было.

Еще три недели отец с дочерью не могли вернуться домой: Анну предупредили, что она обязана являться на допросы, пока в этом будет необходимость. Выезжать из Ростова ей запретили.

Ее вызывали через день. Настоящая моральная пытка. Гепеушники добивались того, чтобы она подписала документ о добровольной осведомительской деятельности. Крики, угрозы, оскорбления продолжались часами. Следователи меняли друг друга - метод ломки души. Но эта упрямая душа в теле красавицы молчала и не ломалась. Однажды это продолжалось одиннадцать часов подряд. На шестнадцатый день следователь положил перед ней лист бумаги, привстал и торопливо произнес: