Книга без названия

- Анна яхаш ецарий ер? Анна, хье дог раьза йолаш йенай хьо маьре, е низаг1а йоалаяьй? *

Арскхи перевел.

- Я вышла по своей воле, - произнесла тихо девушка.

Арскхи передал слова невесты старику, а тот вопросительно глянул на Сашу. Саша утвердительно кивнул головой.

- Получила ли ты, Анна, разрешение отца на этот брак?

- Отец благословил меня, - ответила невеста.

- Я это подтверждаю, - сказал Саша.

- Хорошо. Теперь третий вопрос: ты - христианка. Останешься в своей религии или примешь веру мужа?

Девушка молчала минуты две.

- Я об этом и не думала… А можно я останусь в своей вере!

- Можешь. Я понял. Оставайтесь с миром.

Саадал вышел, а за ним и остальные двое мужчин.

- Ну, батя, нагулялся я на целый год! - Саша разнуздал коня и привязал его к забору.

- Ты пропадал целых восемь дней. Все в горах.

- Пять дней в горах, а потом поехали в Базоркино, чтобы невесту всему племени Эльбускиевых показать, они там живут, а свадьбу играли в горах ради безопасности, подалее от чекистов.

- А ты и вырядился, что твой кунак.

- Одежда? Это подарок от дружка моего Албаста, родственник нам приходится тоже. А гуляли, батя, от души!

- Ну, рассказывай, как там Аннушка? Освоилась.

- Аннушка, батя? - Он вскинул руки, а глаза засияли от восторга. - Ву-у-у! Вся горела, как солнце! На голове шапочка, золотом шитая. На груди вот такие вот штучки! Пояс широкий, серебренный. Ее поставили, чтобы все могли посмотреть. А рядом та девушка, что сюда приезжала. Там у них такой порядок: старики и богомольные люди - своя компания, а молодежь повеселее - отдельно. Пьют не все, но и те, что пьют, не перепиваются, а чтобы навеселе быть. А во дворе танцы. «Невесту! Невесту! - кричат, - поглядим мол, что у нее за стать. Давай невесту в круг».

«Ну, - думаю, - пропала ты сеструха». Выводят Анну. С нею деверь должен станцевать. Что ж! пошел по кругу, подходит к снохе, кланяется, приглашает. Как пошла Аннушка, что твоя лебедь, да так ладно и красиво. Мужчины аж повскакивали. Один выхватил из-за пояса кремневку, пальнул в воздухе. И пошла пальба. «Х1айт! - кричат, - молодец нускал!*». Батя, а я тоже танцевал!

- Да ну?

- Ей Богу! Это на второй день было. А я понаблюдал, как они руки и тело держат и что ногами выделывают. Главное, чтобы под музыку. А музыка - ноги сами ходят. Когда я танцевал, все встали - почет оказывали.

- Так, так! А венчали как? - Допытывался старик.

Саша рассказал весь простой обряд венчания по-ингушски.

- Значить христианкой оставили, дозволили?

- Да, батя. - Мулла ихний сказал Анне: коли надумаешь сама перейти в нашу веру - скажешь, потому что хорошо, когда муж и жена одной веры.

- А я-то думал…

- Батя, тебе подарки передали, - отец с сыном вошли в дом. Саша держал сумку из кошмы. - Это все тебе, как отцу невесты по обычаю ихнему. Вот черкеска с серебряными газырями. Вот бешмет - это вместо рубахи надевается. Папаха, пояс и кинжал…

Степан Лукъяныч нахмурил брови и взял со стола пояс с кинжалом. Дагестанская работа. Сплошь чистое серебро. Старик потянул до середины кинжал, сталь блеснула ледяным холодом, синеватые прожилки заиграли радужными лучами.

- Булат! - Восхищенно проговорил казак, - да ты знаешь ли хоть цены ему?

- А что? - удивился Саша.

- Это - булат! Теперь его не делают. Казаки раньше почитали булат лучше дамасской. Этому одному клинку цена нескольких коней, а ты взял и привез, как вроде вещь простая.

- Нет, батя. Хоть ты и отец мне, но неправ ты!

- А что так, сынок?

- Разве ты простой родственник. По обычаю кавказскому ты самый уважаемый родственник. А потому подарки - дорогие.

- И все-то он знает! За восемь днев…

- Тебя в гости приглашали.

- Куды? В горы-то?

- В Базоркино. Поедешь?

- Я поеду! Думаешь не поеду? Я им покажу, что вольные казаки не хуже их, кунаков, умеют почет воздать кому полагается. - Он с шумом задвинул кинжал в ножны и стал собирать свои подарки. -Я ничего не пожалею.

Через полтора месяца Анну привезли к отцу. Пошел слух, что абрек Асламбек вывез из Кабарды красавицу-княжну невиданной красоты и женился на ней. Гепеушники организовали охоту на «княжну», потому что по решению руководства Кремля весь род княжеский подлежал физическому истреблению, даже грудных малюток расстреливали. А тут взрослая «княжна» замужем за ингушским абреком.

Отец заметил, что на лице дочери постоянно светит радостная улыбка.

Однажды Анну забрали в ОГПУ. Допрашивали двое. Один сидел за столом - Чубчиков, второй стоял рядом с Анной, по фамилии Бурка.

- Это не ты ли, барышня, прославилась в горах, как кабардинская княжна?

- Я - казачка, - ответила допрашиваемая, - а у казаков князей не бывало. Мы - вольный народ.

- Ух, ты! Таки и не бывало?

- Нет.

- А с Асламбеком Эльбускиевым ты в каких отношениях.

Анна промолчала.

Чубчиков хлопнул жирной ладонью о стол, так что Бурка вздрогнула от неожиданности:

- Сука! Отвечай, когда я спрашиваю!

Анна отступила на шаг назад и сомкнула челюсти.

- Молчишь? Не будешь отвечать? Те-те-те! Бурка, глядь, а животик-то у нее вроде чуточку вздулся. С чего бы это? А? ты не знаешь?

- Поставить эксперимент? Проверить?

- Проверь уж.

Бурка слегка развернулся на каблуках и с разворота ударил носком ялового сапога Анну в живот. Женщина охнула и свалилась на пол…

Рядом с Базарной Площадью в те времена были замечательные дворики с двухэтажными домиками, окнами во двор. В один из таких двориков въехала бричка, груженная до верху буковыми дровами. Возница-горец остановил лошадь по середине дворика и стал оглядываться по сторонам.

- Дяденька, Вам кого? - Спросила его девчушка лет шести в сарафанчике, что играла мячиком о стенку.

- Ай, хорошая! Такие люди - Бурка. Началник болшой. Дарва ему прывезли.

- Я сейчас.

Девочка побежала в дом, сбежала по балкону на второй этаж.

На балкон вышла полная женщина:

- Вам кого там?

- Тавариш Бурка. Дарва прывезли по казенному наряду. Пусть товариш Бурка распишется издес в бумага и скажет, куда дарва барсать.

- Может, я распишусь?

- Нэт! Что ты?! Бумага государственный, я отвечай. Пусть сам пирдет.

Погодя вышел сам Бурка без гимнастерки и на босу ногу.

- Давай, где твоя бумага, а дрова свалишь вон у того сарайчика…

Тугой ремешок обвился вокруг полной шеи Бурки.

- Ты чего?…

- Молчи, есть хочешь остаться жив! Тихо!

Его мигом прикрутили к дровам. И так все было устроено, что из домов не видно было, чем занимаются у этой арбы с дровами.

- За молчание - жизнь, а не то глотку перережу.

Руки были прикручены к дровам.

Потом этот горец спокойно распряг лошадь, достал из арбы винтовку и сел в седло. Пять выстрелов: в обе коленные чашечки, в голени ступней и последний - в промежность.