Ирина Нельсон - Кома. Книга третья.

— Двадцать шесть, — повторил Северус негромко. Он покачивался, взгляд был чуть расфокусирован. — В нашем подземелье таких гробов двадцать шесть… Там другой камень, черный, гладкий, как обсидиан, и звездный путь выложен из хрусталя, в который превращаются наши тела после окончания земного пути…

— Откуда ты это знаешь? — я понизил голос, боясь спугнуть этот полутранс.

— …Я… там…

— Что?

Северус встряхнулся, моргнул и снова стал собой.

— Что?

— Я не расслышал, что ты сказал.

— Но я ничего не говорил.

Мы посмотрели друг на друга непонимающими взглядами. Я вздохнул и потянул его за рукав рубашки.

— Не говорил, значит, не говорил. Пойдем, тебе нужно отдохнуть.

Северус безропотно позволил увести себя из усыпальницы и не удержал облегченного вздоха, опустившись на кровать. Повел зажившим плечом.

— Больно? — обеспокоился я. — Устал?

— Нет. Просто голову немного ведет, — Северус успокаивающе погладил меня по руке. — До поезда доберусь, не волнуйся.

Тенси прощался с нами с грустью.

— Когда хозяева вернутся?

— Я вряд ли вернусь, Тенси, — я потрепал домовика по макушке. — Но вернется Луна и наши с ней дети. Можешь пустить сюда какого-нибудь родственника, чтобы не было так скучно.

Тенси печально хлопнул ушами, отрицательно качнув головой.

— Единственный достойный родич — побратим хозяюшки Луны. Он пока еще в больнице.

Совсем забыл я про него.

— Тенси, у нас еще остались заживляющие зелья. Можешь вылечить его с их помощью. Дозировку ты знаешь.

Домовик благодарно кивнул.

— Тенси знает, Тенси вылечит и отправит побратима хозяюшки во Францию, чтобы она быстрее вернулась.

Да, альтернативная у них логика.

Мы аппарировали на вокзал за час до отправки рейса. Мудрить с изменением внешности не стали — просто вошли в другие образы. Северус гладко зачесал хвост, надел очки с массивной оправой и ссутулился. Потертые джинсы и балахонистая куртка окончательно превратили его в типичного задрота, который ничего тяжелее ручки в руках не держал. Я связал перекрашенные волосы в хвост. С искажением лица прекрасно справилась пачка жвачки.

Так что паспортный контроль проходило колоритное семейство.

— Ваши билеты и паспорта, — лениво прогудел пограничник, толстый и усатый.

— Сыночек, документики лежат в правом внутреннем кармане твоей сумки, — мерзким гнусавым голосом произнес мистер Принцип. — Достань и подай мистеру.

Я, громко чавкая жвачкой, перевел пустой, не отягощенный интеллектом взгляд на толстяка и медленно-медленно полез в сумку.

— Бать, ниче тут нету.

— Сыночек, ты залез в левый карман, — терпеливо прогнусавил «батя». — Документы лежат в правом.

Пограничник со смесью сочувствия и брезгливости понаблюдал за моими героическими попытками разобраться, где право и лево, и принялся за проверку. Принцип занудно, мерзко гнусавил какие-то вопросы и инструкции, и послушный дебил в моем лице медленно открывал рюкзаки и сумки, путаясь в веревочках и застежках. На третьей минуте гнусавого нудения терпение пограничника иссякло.

— Так, я вижу, с документами всё нормально, — он вернул паспорта с билетами и прочими бумажками и поспешил перейти к проверке следующих пассажиров.

Мы с Северусом затолкали сумки на верхнюю полку и устроились в своих креслах поудобнее. До отправления оставалось двенадцать минут, когда над нами раздался издевательский голос Максвелла:

— Нет, я знал, что вы твари живучие, но чтоб настолько… Впрочем, я также знал — я был уверен, — что все не может закончиться именно так.

Я похолодел. Да, Стюарт охотно шел на контакт, уступал просьбам, если это не требовало от него ничего особенного в плане прикладываемых усилий и не противоречило его целям и задачам, интриговал, поощрял и наказывал сторонников — в общем, проявлял завидные способности в дипломатии, но предателей он не терпел. А побег сейчас, когда все только начинается — это предательство.

— Максвелл… — я кивнул, стараясь держать себя в руках, и сжал под столом запястье Северуса. Тот замер с наполовину вытащенной из рукава палочкой. Образ зануды Принципа затрещал и осыпался осколками. Благо, маглы сидели от нас довольно далеко.

— Волхов, ты решил сбежать? — вкрадчивым тоном поинтересовался Стюарт. — Не боишься, что рано или поздно я бы узнал, что ты жив, ведь ты бы не смог не использовать свой дар?

— Нет, мало ли травников на моей родине? — я пожал плечами, постепенно успокаиваясь. Стюарт, черт возьми, почти король, и он мне всё еще был должен. — И вообще, если бы не я, ты был бы уже мертв. Окончательно и бесповоротно.

— И я сполна расплатился за твою непрошенную помощь, — выплюнул Стюарт, поднимая руку, чтобы схватить меня за плечо, но наткнулся на предупреждающий взгляд Снейпа, и отступил.

— Нет. Ты должен не только мне, но и всему моему роду, помнишь? Я и семь поколений, — я мило улыбнулся. Стюарт заскрипел зубами. — Только я просил за других, а теперь прошу за себя. Отпусти нас, Макс, и забудь про то, что мы существуем. Так будет лучше для всех.

— Вот как? — тихий голос будущего Великого Правителя подрагивал от ярости. — Ты имеешь право просить, но забыл, что я имею право отказать. Это вопрос интересов магического мира Соединенного королевства.

— Мистер Стюарт, но мистер Волхов обязан покинуть магический мир, — вмешался Северус. — Согласно закону последователь Зеленого пути не имеет никакого права проживать в магическом мире и местах силы из-за высокого риска потерять контроль даже при наличии партнера, коим для мистера Волхова являюсь я. Современное название Зеленого пути — синдром Грина.

— Это не значит, что вы можете покинуть королевство!

— То есть вы согласны оставить меня здесь, милорд? Вы простите мое предательство, как простили Регулуса, и оставите меня безнаказанным? — вкрадчиво спросил Северус, и Максвелл поджал губы так, что стало ясно — нет, он этого не сделает даже ради такого ценного меня. — Самое мягкое, что вы можете сделать перед лицом Ордена — изгнать меня. Но носителя синдрома Грина нельзя разлучать с его партнером. Вы так хотите с его помощью добавить себе веса на политической арене, что готовы пойти на риск пандемии из-за того, что Волхов на пике эмоций пожелал кому-нибудь икать до посинения? Тогда позвольте напомнить, милорд, истинные целители — международное достояние. Они вне политики.

Воцарилась тишина. Макс бессильно смотрел на нас, ноздри раздувались от ярости, но проклясть или убить он не пытался. Время стремительно утекало. До того, как поезд тронется — с нами или без нас, — оставалось меньше двух минут. По коридору пошел проводник, выгоняя провожающих.

— Отпусти нас, — повторил я, — если ты сделаешь это и будешь молчать, что мы живы, я признаю перед духами, что между нами больше нет долгов.