КОСМОПОЛИС

На улице пищали клаксоны.

- Мне нравится тот книжный магазин. Знаешь почему? - спросила она, - Потому что он почти под землей.

- Ты чувствуешь себя скрытой. Тебе нравится прятаться. Но от чего?

Мужчины в забегаловке говорили о бизнесе, со скоростью жужжания тату-машинки, в формальной манере, будто напевая слова, с аккомпанементом звона посуды.

- Иногда только от шума, - радостно прошептала она, наклонившись к нему.

- Ты была одной из тех тихих, мечтательных детей, не вылезающих из тени.

- А ты?

- Не знаю. Я об этом не думаю.

- Подумай о чем-нибудь, и расскажи мне.

- Ладно. О чем-нибудь. Когда мне было четыре года, - сказал он, - я высчитал свой вес на каждой из планет солнечной системы.

- Мило. Мне это нравится, - сказала она и поцеловала его около виска, очень по-матерински, - Переплетение самолюбия и науки.

Oна засмеялась, немного колеблясь, и сообщила продавцу их заказ.

Чей-то громкий голос слышался из туристического автобуса, застрявшего в пробке.

- Когда мы поедем на озеро?

- К черту озеро.

- Мне казалось нам там нравится. После всей перепланировки и строительных работ. Там можно было бы укрыться от всего, побыть наедине. Там тихо.

- В городе тоже тихо.

- Там где мы живем - да, наверное. Достаточно высоко и далеко. Как насчет твоей машины? Там уж точно не так тихо, хоть ты и проводишь в ней много времени.

- Я звукоизолировал машину.

- Правда?

- Знаешь как делают лимузины? Берут базовую часть машины и разрезают пополам пульсирующей циркулярной пилой. Потом они добавляют еще кусок, чтобы удлинить каркас на десять, одиннадцать или двенадцать футов. Можно сделать любую длину, по желанию. Двадцать два фута, если захочешь. Пока они делали это с моей машиной, я отправил им просьбу звукоизолировать ее, забить все щели пробкой.

- Это восхитительно, на самом деле. Мне нравится.

Они разговаривали, прижавшись друг к другу. Он сказал себе, что это его жена.

- Машина конечно бронированная. Из-за этого труднее ее звукоизолировать. Но в конце концов им удалось. Это жест. Это то, что делает мужчина.

- И это сработало?

- Как оно могло сработать? Город ест и спит в шуме. Он шумит на протяжении долгих веков и сейчас здесь тот же шум, что и в семнадцатом веке, вместе со всеми теми звуками, которые появились с тех времен. Нет. Но я не против шума. Шум придает мне энергии. Самое главное, что она там.

- Пробка?

- Правильно. Пробка. Это то, что имеет значение в конечном счете.

Торвала не было в поле зрения. Эрик заметил мужчину охранника около кассового аппарата, делавшего вид, что изучает меню. Ему хотелось понять, почему кассовые аппараты не использовались в постановках разных ситуаций в музеях Филадельфии и Цюриха.

Элиз смотрела в свою миску с супом, кишащим различными формами жизни.

- Это то, чего мне хотелось?

- Скажи, чего тебе хотелось.

- Консоме из утки с травами.

Она сказала это издевательским тоном, с акцентом, не принадлежащим какому-либо конкретному народу, немного громче ее обычной интонации. Он присмотрелся к ней, ожидая получить удовольствие от вида изгибов ее ноздрей и слегка кривоватого ребра носа. Но он поймал себя на мысли, что она возможно не такая уж и красивая в конце концов. Может ей чего-то не хватало. Его пронзила догадка. Может она просто посредственность, слишком обыкновенная. Она выглядела лучше в книжном магазине, когда он думал, что это кто-то другой. Он начал понимать, что они вместе нашли в ней красоту, тайно собрав все выдуманные достоинства ради их общего удовлетворения. Они женились под покровом этого невысказанного аккорда. Им нужен был последний термин в этой серии: она была богата и он был богат, она унаследовала все, а он заработал своим трудом, она была образованной, а он был жестоким, она была хрупкой, а он - сильным, она была одаренной, а он был гением, она была красива... Это была основа их взаимопонимания, вещи, в которые им пришлось поверить перед тем, как стать парой.

Она держала ложку с супом над миской, без движения, пока в ее голове формировалась мысль.

- Знаешь, это правда. После сексуальной разрядки появляется особый запах, - сказала она, не отводя глаз от супа.

- Это не секс, которым, как ты думаешь, я занимался. Это секс, которым я хочу заняться. Именно это ты и чувствуешь. Потому что чем больше я на тебя смотрю, тем больше узнаю о нас обоих.

- Скажи мне, что это означает. Или не говори. Нет, не говори.

- И тем больше я хочу заняться с тобой сексом. Потому что есть такой вид секса, который действует как очищение от разочарований, как противоядие.

- Тебя нужно вдохновлять, не так ли? Это твоя основа.

Ему хотелось прикусить ее нижнюю губу, захватить ее между зубами и укусить так, чтобы выдавить капельку крови.

- Куда ты хотела пойти, - спросил он, - после книжного магазина? Тут есть один отель...

- Я хотела пойти в книжный. И точка. Я была в книжном магазине и была там счастлива. А куда ты направлялся?

- К парикмахеру.

Она положила руку на его лицо и посмотрела на него мрачным, сложным взглядом.

- Тебе нужно постричься?

- Мне нужно все, что ты можешь мне дать.

- Будь милым, - сказала она.

- Мне нужно узнать все значения слова "вдохновлять". Тут через улицу как-раз есть отель. Мы можем начать сначала. Или закончить с глубоким чувством. Это одно из значений. Пробуждать страстные чувства. Мы можем закончить то, что даже еще не начали. На самом деле тут два отеля. У нас есть выбор.

- Не думаю, что мне захочется заниматься этим.

- Не захочется, нет.

- Будь милым со мной, - произнесла она.

Он махнул своим сандвичем с отбивной из печени, потом с громким звуком откусил кусочек и начал есть ее суп.

- Когда-нибудь ты вырастишь, - сказал он, - и твоей матери будет не с кем разговаривать.

Что-то происходило позади них. Продавец произнес что-то на испанском. Он разобрал только слово "крыса". Эрик повернулся на стуле и увидел двух мужчин в серых спандексах, стоящих в узком проходе между стойкой и столами. Каждый из них держал в руке крысу за хвост. Они стояли без движения, спина к спине, подняв правую руку, и что-то выкрикивали, но он не смог разобрать слова. Крысы были живыми, быстро перебирали лапками, и Эрик был очарован этим зрелищем, забыв о всех чувствах к Элиз. Он хотел понять что эти люди делали и говорили. Они были молодыми, в цельных костюмах, в костюмах крыс, понял он, и заграждали путь к двери. Он взглянул в длинное зеркало на дальней стене и его взору открылась почти вся комната, вместе с отражениями. Он видел, как позади него продавцы в бейсболках выстроились в моменте задумчивой паузы.

Мужчины разделились, сделав несколько длинных шагов в противоположных направлениях, и начали качать крыс над головой, несинхронно выкрикивая что-то про призраков. Лицо мужчины, режущего копченую говядину, будто бы парило над машиной для резки, а глаза выражали непонимание. Владельцы не знали, как на все это реагировать.