216512_B61BA_yamburg_e_a_pedagogicheskiy_dekameron

О лишении родительских прав при такой любви не могло быть и речи. Тем более что периодически она «завязывала» и тогда бежала в школу и со слезами на глазах каялась, но затем опять срывалась. Нет, он не был монстром, просто от рождения ему не повезло с родителями. Входя в его тяжелейшее положе­ние, мы окончили за него девятый класс и выдали свидетельст­во, намереваясь устроить юношу в училище, где бы он смог приобрести профессию. Ничто не помогло. После девятого класса он сел в тюрьму за ограбление, и его следы затерялись.

Когда в кабинет вошел высоченный, под два метра, краса­вец в кожаном пальто, я не сразу и с большим трудом разглядел в нем черты нашего давнего подопечного.

— Вы меня помните, Евгений Александрович?

— Еще бы, такое не забывается.

— Я, в общем, того, отсидел, взялся за ум. И теперь у меня все в порядке. Нормально, одним словом.

Таков был его краткий отчет о проделанном после оконча­ния девятого класса жизненном пути. Но он и в детстве не отли­чался многословием.

— Я тут вот, принес... (Он показал на большой прозрачный пакет, из которого просвечивали бутылки с шампанским и огромный торт.) Хочу отметить с завучем и классным руководите­лем. Можно?

— Давай, они у себя.

— А вы подниметесь?

— Не откажусь, раз предоставляется такая редкая возмож­ность выпить за счет своего непутевого ученика.

— Да вы не сомневайтесь, у меня все путем.

У меня нет избыточных иллюзий по поводу роли школы в его дальнейшей судьбе. Бог ведает, кто сыграл в его жизни ключе­вую роль: школа, тюрьма, а быть может, криминальные автори­теты. Как выяснилось, он содержит магазин. На какие средства? Где, когда, при каких обстоятельствах он их заработал? Не мне судить. С тех пор, как мы расстались, прошла целая вечность. Не только он изменился, страна стала другой. Но одно то, что человек помнит добро и не забывает о своих хлебнувших с ним лиха наставниках... Согласитесь, не так мало для характеристи­ки его личности. Следовательно, какой-то скромный кирпичик в ее фундамент заложили и мы. И потом, кто сказал, что созре­вание личности происходит в строго очерченные временными рамками школы сроки? Один становится зрелой личностью уже в десятом классе, а другой не успокоится до тех пор, пока род­ную мать не загонит в гроб. Об этом читаем в прекрасной, за­бытой ныне повести И. Грековой «Вдовий пароход». А еще че­рез год он забежал в школу показать свадебные фотографии. На них изумительно красивая пара.

Его привел в школу старший брат, солидный человек, успеш­ный бизнесмен. Разница в возрасте между братьями была тако­ва, что с некоторой натяжкой старшего брата можно было счесть за отца младшего. Да так оно и было. По сути дела, стар­ший брат добровольно взвалил на свои плечи отцовские обя­занности, чем сразу же вызвал мою симпатию.

— Понимаете, он у нас в семье поздний ребенок. Вскоре после его рождения отец скончался, и мальчик рос только с мо­ей уже немолодой мамой, — пояснил посетитель обстоятельст­ва, которые привели его ко мне. — Сами понимаете, я здесь, в Москве, а они там (он назвал один из южнорусских городов). Парень совсем отбился от рук, и я, чтобы облегчить жизнь мате­ри, решил забрать его к себе. Буду делать из него человека здесь. Поможете?

— А можно чуть более обстоятельно рассказать о пробле­мах ребенка? Как и при каких обстоятельствах он отбился от рук?

— Понимаете (гость замялся и с тревогой посмотрел на ме­ня, боясь потерять союзника)... он свихнулся на национальной почве.

Я вздрогнул, вспомнив, что у меня в школе уже был один та­кой, сын активного члена патриотического общества «Память», наделавшего много шума в самом начале перестройки. Его отец, очень приличный телережиссер, был моим давним при­ятелем. Человек, влюбленный в российскую историю, горячий защитник памятников старины, которые подвергались система­тическому уничтожению в годы советской власти, он с началом перестройки перешел на позиции православного фундамента­лизма. Поэтому я несколько удивился, когда он привел сына в нашу школу.

— Может быть, с учетом твоих новых взглядов, отдать сына в православную гимназию? — засомневался я.

— А у тебя учат лучше.

Его ответ меня позабавил. Оказывается, когда речь идет о собственном ребенке, идеология уходит на второй план.

Многое в нашей школе раздражало юношу, рождая острый идеологический протест. Почему в кабинете директора висит портрет еврея Я. Корчака, а, к примеру, не Дмитрия Донского и т. п. Я дал установку педагогам, в первую очередь учителям истории и литературы, «не поддаваться на провокации». Иными словами, терпеливо относиться к его «детской болезни правизны», постепенно снимая агрессию и переводя его в режим спо­койного диалога. В результате стиль и уклад жизни школы неза­метно сделали свое дело. Парень отогрелся, стал участвовать в дальних историко-краеведческих экспедициях, во время кото­рых наши учащиеся, помимо прочего, устанавливали право­славные кресты на месте разрушенных храмов. Одно дело — нарочито декларировать свою любовь к отечеству и вере и со­всем другое — в течение года под руководством специалиста, в соответствии со старинными канонами, изготовить четырех­метровый крест, доставить его на берег Волги и установить так, чтобы он был виден во всей округе.

Суровая идеология уже не мешала ему принимать участие в веселых школьных капустниках и театральных постановках. После окончания школы он поступил в МГУ и стал профессио­нальным историком. Уже будучи взрослым человеком, пришел извиняться за свое неадекватное поведение в молодости. Мы посмеялись, вспоминая его, говоря образно, закрытую боксер­скую стойку тех лет. Передо мной сидел абсолютно спокойный, вменяемый, не замученный болезненной подозрительностью человек.

Вся эта история мгновенно пронеслась в мозгу, пока посети­тель рассказывал о «подвигах» своего младшего брата. Тот уже успел вступить в скинхеды и поучаствовать в акциях устраше­ния людей с иным цветом кожи и разрезом глаз, которые «пона­ехали тут». Дело зашло так далеко, что местные органы право­порядка настоятельно порекомендовали старшему брату кар­динально решить проблему и сменить обстановку: попросту говоря, убрать парня из города. Что он и сделал. Прослушав эту одиссею, я пригласил юного экстремиста в кабинет. Его первый вопрос меня не удивил, а, памятуя рассказанную выше исто­рию, даже вызвал улыбку: «А кто это у вас на портрете?» Рас­сказав о жизни и трагической гибели старого доктора, я не про­читал в его глазах ничего, кроме холодного презрения: иметь возможность спастись и добровольно пойти с детьми в газовую камеру — неслыханная глупость.

С приходом этого парня на стенах школы стали появляться свастики. Никакие беседы и наши педагогические ухищрения не помогали. «Свинья грязь всегда найдет». Грешно применять эту пословицу по отношению к молодому человеку, но она со­ответствовала ситуации. Не находя поддержки и отклика среди сверстников в школе, он пустился во все тяжкие за ее предела­ми. Неоднократно задерживался милицией за участие в беспо­рядках, в том числе и на Манежной площади после поражения нашей футбольной команды.