216512_B61BA_yamburg_e_a_pedagogicheskiy_dekameron

Поговорили и забыли, в круговерти школьной жизни было не до него, пока не посыпались жалобы родителей на качество подготовки детей в его третьем классе. Осознавая свою вину за то, что ослабил помощь молодому специалисту, я решительно пришел на его урок. Увиденная картина поражала своим груст­ным комизмом, перерастающим в серьезную драму. Усвоив внешние приемы мастера, плохо осознавая, что за ними стоит, он полностью, во всем, включая интонацию, копировал увиденное. Что-то ласково шептал на ушко детям, поочередно погла­живал их, устанавливая тактильный контакт. Между тем в запи­сях, предварительно сделанных на доске рукой учителя, содер­жались грубые орфографические ошибки: даже в дате — как сейчас помню, «шестнадцатое октября» — в числительном от­сутствовала буква «т». Словом, хоть кричи караул, наблюдая зримое воплощение словосочетания «и смех и грех».

Дабы не дискредитировать учителя в глазах детей, я с трудом удерживался от желания немедленно прекратить этот псевдо­инновационный фарс. Так продолжалось до тех пор, пока руку не подняла девочка: «Семен Семенович, а у вас на доске ошиб­ка!» Преисполненный достоинства, наш «новатор» радостно обратился к классу: «Дети, а кто еще заметил ошибку?» Этот эффектный прием он тоже подсмотрел у мастера. Шалва Амо­нашвили специально допускал на доске ошибку, которую по его просьбе находили и исправляли дети. Поправляя самого учите­ля, они преодолевали психологический страх ошибки, преис­полнялись уверенности в собственных силах. Но если бы на до­ске был один-единственный ляпсус. Моему терпению пришел конец! «Я еще заметил! — прорычал я с последней парты. — Спуститесь ко мне в кабинет после урока».

Ох, и тяжелым был этот разговор. Догадавшись по лицу, что «кипит мой разум возмущенный», он начал с оправданий.

— Вижу, вы чем-то недовольны, но я же все делал по Амо­нашвили.

— Молодой человек, в педагогике, как в фигурном катании, существуют обязательная и произвольная программы. Вы пока не мастер, и даже не перворазрядник. Извольте для начала на­учиться качественно давать традиционные уроки.

— А как же тактильный контакт с детьми, особая атмосфера

на уроке?

— Да поймите же вы, наконец, Амонашвили — доктор пси­хологических наук, он знает, по каким местам детей нужно по­глаживать, а шептать им на ушко в нужном тембре, как он сам рассказывает, учился десять лет. А вы, извините, не с глаголом на доске пишете слитно.

— А я в училище глагол никогда не любил, — ответил он не без достоинства.

Его последняя фраза меня окончательно добила: «Значит так. С завтрашнего дня своим приказом я снимаю вас с класса и перевожу на должность воспитателя группы продленного дня, где, между прочим, тоже надо грамотно готовить с детьми до­машние задания. Пусть ваши родители наймут вам репетитора по русскому языку, который поможет вам полюбить глагол. До преподавания будете допущены после сдачи экзамена лично мне и моим замам».

Вторая история — аналог первой, но с обратным знаком, по­скольку ее героиней стала опытная пожилая учительница, по вине директора севшая не в свои сани.

В тот год мы с упоением занимались экспериментом, осваи­вая интенсивные методики обучения четырехлетних детей ино­странному языку. В основу эксперимента были положены труды академика Г. А. Китайгородской, тщательно проработанные опыт­ными методистами учебные и наглядные пособия. Естественно, что вся методика обучения дошкольников иностранному языку была построена на игровой основе. С детьми, дабы не допустить перегрузки, приходилось петь, танцевать, разыгрывать сценки и т. п. Само собой разумеется, что необходимость применения таких активных, разнообразных форм и методов работы дикто­вала особый подбор кадров. Под такую методику требовался учитель молодой, физически крепкий, а главное, веселый, ар­тистичный, способный легко и непринужденно играть с детьми.

Результаты превзошли все ожидания. Благодаря методиче­ски грамотной работе учителей дети, играючи, усваивали за год до двухсот лексических единиц. И это при полном сохранении мотивации к обучению и без ущерба для их физического и пси­хического здоровья. Надо сказать, что эксперимент проходил под контролем методической службы города. Проверяющие методисты остались довольны результатами нашей работы. Но при этом они обратились ко мне с просьбой — посетить с ними одну из школ, где эксперимент не дал такого же положительно­го эффекта. Вроде бы и школа хорошая, и учитель опытный, а не получается. Я охотно согласился.

С первых же минут присутствия на занятии мне все стало яс­но. Наблюдая за этим уроком, стоило больших трудов удер­жаться от смеха. Дело в том, что директор этой школы, глубоко не вникнув в суть эксперимента, решил привлечь к нему опыт­ные, закаленные в боях педагогические кадры. Полагая, что они-то уж точно не подведут. Перед нами предстала солидная учительница, которая, судя по всему, уже готовилась уйти на за­служенный отдых. Это была ее лебединая методическая песня. Пожилому человеку с явным преобладанием авторитарного стиля общения было поручено реализовать игровые методики, которые требовали особых коммуникативных способностей. И она старалась, в точности и буквально воспроизводя методи­ческие рекомендации. Но как она это делала!

Знакомя малышей с английским словом «smile» (смех, сме­яться), будучи не в силах их развеселить (как рекомендовалось в методиках), она отдавала распоряжения: «Дети, смеяться!» Дети с грустными испуганными глазами: «Ха-ха». Она: «Дети, петь!» Малыши, испытывая недоумение от отсутствия музыки: «Ла-ла».

У детей четырех лет имеются серьезные затруднения с коор­динацией движений. Один из маленьких участников открытого урока неудачно повернулся и обрушил сказочный теремок, гус­то населенный разными персонажами, от лица которых на сле­дующем этапе урока должны строиться диалоги, разыгрываться сценки. Вместо того чтобы обратить дело в шутку, учительница, повернув гневное лицо к «провинившемуся» ребенку, прошеп­тала змеиным педагогическим шепотом: «Будешь так себя вес­ти — живо из теремка вылетишь!»

Виновата не она, а директор, поставивший ее в ложное, ка­рикатурное положение, заставив воплощать абсолютно чуждую ей по духу и стилю методику. Навязанный инструмент оказался ей явно не по руке. Как ни старайся, чужой костюм на себя не натянешь: под мышками жмет.

Педагогические изыски: глупость или пошлость?

(конкурсные истории)

Писать на заявленную тему грустно, но что поделать, если в по­следнее время в педагогической практике все чаще сталкива­ешься с тем явлением, которое священник и мыслитель прото­иерей А. Шмеман в своих дневниках называет «спекуляцией на понижение». Пошлость — это прежде всего ординарность, но ординарность с претензией на оригинальность. В педагогике она проявляется в стремлении учителя к внешним эффектам в ущерб глубине постижения подлинных ценностей и смыслов образования, в желании любой ценой завоевать расположение ученика, абсолютизируя его актуальные потребности. Склады­вается впечатление, что такой учитель в качестве девиза своей деятельности взял слова из пошловатого шлягера и адресовал их ученику: «Ты скажи, ты скажи: че те надо? че те надо? Я те дам, я те дам, че ты хошь».