216512_B61BA_yamburg_e_a_pedagogicheskiy_dekameron

Какое отношение сказанное имеет к персонажам наше­го повествования? Самое прямое. Тем, кто наблюдал дуэт Комлевой и Мильграмма лишь в концертном, праздничном исполнении, невдомек, что эти люди могут проявлять чуде­ся твердости и стойкости, отстаивая свою позицию, защи­щая систему образования и конкретных людей на любом уровне в любых кабинетах, невзирая на чины и звания их владельцев. Так было и в эпоху застоя, и в перестроечный период. Эту линию поведения, а точнее, линию жизни, они сохраняют и сегодня. Обоих никто специально не обучал искусству создания собственного имиджа. Ни в Понькинской МТС, где в сельской школе начинала свою трудовую деятельность М. А. Комлева, ни на фронте, где от звонка до тонка оттрубил старшина Мильграмм, слов таких не знали, а позднее, когда все эти премудрости вошли в моду, они им уже но понадобились. Не зря народная мудрость гласит: «Умного учить — только портить». Строго говоря, кто осме­лился бы давать советы по организации публичной деятельности академику Д. С. Лихачеву? Автора этих заметок могут обвинить в излишнем пафосе и некорректности сравнения: академик, да еще с дворянскими петербургскими корнями и обычные директора московских школ. Но в том-то и дело, что не вполне обычные, а с выдающимся ученым их роднит, по крайней мере, два важных качества личности: врожденная интеллигентность и присущий всем троим аристократизм духа. По здравому размышлению оказыва­ется, что врожденная интеллигентность и аристократизм духа — две стороны одной медали. Но об аристократизме несколько позже...

Еще на заре перестройки, в публичном выступлении по Центральному телевидению, отвечая на вопрос из зала, за что некоторые люди недолюбливают интеллигентов, Д. С. Лиха­чев с мягкой улыбкой заметил: «Их не любят за то, что ин­теллигентом нельзя притвориться». В самом деле, никакие ухищрения профессионалов-психологов, работающих с кли­ентом, не превратят Шандыбина в Лихачева. Да и имидж­мейкеры, будучи мастерами своего дела, едва ли поставят перед собой столь нереальную задачу. Между тем и народ­ный депутат Шандыбин, и народный учитель РФ Комлева — по происхождению люди из народной глубинки. У обоих в генеалогии совершенно не просматриваются дворянские корни. Более того, Брянская область, откуда родом думский вития, выглядит продвинутым Западом в сравнении с селом Понькино Курганской области. Но какое разное у этих лю­дей ощущение и восприятие жизни, именуемое ныне мод­ным словом «ментальность». Нет, не только родословной и местом рождения предопределяется врожденная или бла­гоприобретенная интеллигентность (разница не столь вели­ка, как кажется на первый взгляд). Здесь дышит не одна почва, но и судьба. Природная одаренность, в которой, справедливости ради, не откажем и депутату, пробившему­ся, вопреки многочисленным препонам, на самый верх,

должна быть дополнена богатством общения с носителями подлинной культуры и сильным внутренним стремлением, побуждающим ее усваивать. В этом смысле тяга к культуре может рассматриваться как по большей части имманент­ное, внутренне предопределенное свойство личности. Но есть еще одно важное слагаемое интеллигентности, которое человек выковывает сам, без оглядки на происхождение, ге­ны и окружающую жизнь...

У Л. И. Мильграмма жизнь и судьба складывались по-иному, чем у М. А. Комлевой. Его среда — молодая совет­ская элита. Место рождения — знаменитый дом Коминтер­на. Отец — известный деятель этой организации, по сути своей являвшейся эффективным дублером внешней раз­ведки. Ребенком Леонид сиживал на коленях у самого Льва Троцкого, захаживали в дом Николай Бухарин, молодые Иосип Броз Тито, Георгий Димитров. Список можно про­должить, но и без того понятно, что революционный роман­тизм, диктовавший подчинение великой цели, ради дости­жения которой хороши любые средства, окрашивал его дет­ство, отрочество и юность, т.е. те, самые важные для формирования личности, отрезки жизни, когда закладыва­ются ее фундамент и главный стержень. Можно ли назвать такую среду интеллигентной? Сегодня очевидно, что по большому счету — нет. Пусть даже отец свободно владел шестью языками, прекрасно и естественно носил смокинг и цилиндр, выполняя деликатные поручения ГПУ на Западе, но искренняя фанатичная приверженность утопии, в кото­рой, разумеется, мы не станем задним числом упрекать этих революционных идеалистов, не имеет ничего общего с под­линной интеллигентностью. Вспомним, что в те же двадцатые годы уже упомянутый Д.С.Лихачев чудом избежал расстрела на Соловках.

1937 год сделал Л. И. Мильграмма сыном расстрелянного врага народа со всеми вытекающими отсюда последствия­ми. Но и после этой трагедии он, как и большинство его сверстников, переживших подобное, остался чистым, иск­ренним «лобастым мальчиком невиданной революции», до­бровольцем ушел на фронт, где самоотверженно сражался за правое дело. Как тут не вспомнить поэта Глазкова, напи­савшего в июне 1941 года:

Господи, вступися за Советы,

Охрани страну от высших рас,

Потому что все твои заветы

Гитлер нарушает чаще нас.

После войны, как фронтовик, Мильграмм получает пра­во поступления в Московский университет, где блестяще учится. Ему прочат аспирантуру и научную карьеру. Но клеймо сына врага народа остается, а борьба с космополи­тизмом («дело врачей») в сочетании с его специфической фамилией закрывают путь в академическую науку. Не бу­дем забывать, что Леонид Иссидорович избрал профессию историка. А историк в те времена — боец идеологического фронта. Дело усугубил брак с иностранкой. Слишком много изъянов для одного человека в глазах бдительных, недрем­лющих органов. Хотя как посмотреть. Ведь смог в том же самом году поступить в аспирантуру однокашник Миль­грамма, Владимир Борисович Кобрин — будущий крупный историк и архивист, специалист по русскому средневе­ковью. Студентами мы заслушивались его лекциями, жадно читали его публикации в «Новом мире» Твардовского о по­исках старообрядческих рукописей. Незадолго до смерти он поведал мне, что сделал научную карьеру во многом бла­годаря Мильграмму: «Мы оба претендовали на одно место в

аспирантуре. И тогда между нами состоялся разговор, о ко­тором я вспоминаю всю жизнь. Леня сказал буквально сле­дующее: «Мы оба евреи, но у меня жена — итальянка, поэтому у тебя шансов больше. Я не буду мешать, поступай ты». Так Мильграмм оказался на поле народного образова­ния, которое успешно вспахивает и по сей день.

Сжатый биографический экскурс понадобился для того, чтобы лишний раз утвердиться в мысли: подлинный интел­лигент — это человек, имеющий мужество принимать на себя ответственность за ключевые решения как в собствен­ной судьбе (таким решением был небезопасный по тем вре­менам брак), так и в судьбах окружавших его людей: добро­вольный отказ от поступления в аспирантуру в пользу това­рища. Два почти совпавших по времени поворотных момента в биографии человека, предопределившие на всю оставшуюся жизнь его личное счастье, профессиональную сферу деятельности, а главное — достойный способ сущест­вования.