Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

– Так вы подтвердите или опровергните? – продолжала настаивать она.

– Для начала давайте определимся – кто свиньи?

Благочестивая высвободила руки из складок одеяния и зааплодировала. Хлопки недалеко разнеслись во влажном воздухе сада.

– Perfecte euge! (Великолепно! – превосходная степень) Достойно Лиса!

– Каков вопрос, таков ответ, – сухо заметил Констанс. Он не любил, когда при нем упоминали это глупое прозвище, прицепившееся, когда его шевелюра не была снежно белой, а отдавала на солнце золотом и рыжиной.

– Ну что ж! Давайте назначим свиней сами, – предложила Саския после небольшого раздумья. – Ваши пожелания?

– Боюсь, благочестивая, мои свиньи могут отличаться от ваших, – выкрутился епископ. Называть мешавших ему людей он пока не решался, но подозревал, что пара позиций в их списках все же совпадут.

– Вот как? А я надеялась, что ваши звери и мои одного имени и породы! Ох уж мне эти опасения в закулисных интригах и подковерных дрязгах! Епископ, я знаю кое-что про вас, а вы знаете кое-что про меня, так что давайте не будем играть словами, – похоже благочестивая начала раздражаться и терять терпение. Как все халисийцы она была горяча нравом. – Даю вам последний шанс, не разочаруйте меня!

Констанс был вынужден сдаться. Когда тебя просит, а если быть точным и назвать все своими именами, приказывает родная сестра главы Престола – не подчиниться будет полным идиотизмом, тем более что он действительно 'кое-что' знает.

– В моем хлеву имеются два поросенка, Благочестивая, одного из них зовут Джованне, а второго возможно Сисварий…

– Какие знакомые имена! Это даже не поросята, а целые хряки! А вот третьего поросеночка по имени Сикст в вашем хлеву не значится? – Саския поддержала шуточную манеру епископа, но продолжала выпытывать всю требующуюся ей информацию.

Констанс на пару мгновений задумался, как бы получше ответить.

– Боюсь, благочестивая, я недавно вывел его из хлева и переопределил в другое место, – верно или неверно ответил? Женщина продолжала пытливо вглядываться в его лицо. Прошли несколько томительных минут, показавшиеся вечностью, прежде чем она изрекла:

– Это мудрое решение, епископ! Очень мудрое! Не дело держать в хлеву единственную боевую лошадь, которая может вывезти нас из беды.

Констанс в момент покрылся холодным потом: 'Неужели она знает о надвигающейся войне?! Откуда?! Мать настоятельница отписала и ей?!', – но благочестивая после легкой паузы продолжила.

– Вижу по вашему слегка изменившемуся лицу, и вы в курсе основной ситуации. Но я одобряю ваше молчание. Да и десять-двадцать дней большой погоды не сделают. Перед посадкой нового урожая крестьяне всегда выжигают старую солому оставшуюся на полях. А теперь давайте поговорим без вихляний, мы же с вами не маркитантская лодка. Я знаю, что сведения, просочившиеся об адмирале Форсине – это ваших рук дело. Правильные действия. У руля всего флота не может стоять больной калека, который к тому же является напыщенным дуралеем. Тем более к весне успеют избрать нового. Там много умных и талантливых мальчиков, кто-нибудь да подойдет. Но вот ваших действий относительно командора ордена я принять не могу. Сикст нам нужен, как верная скаковая лошадь, которая приведет всех к победе.

– Ваше благочестие, смею заметить, я не предпринимаю ни каких действий относительно командора, только лишь в его пользу, – аккуратно возразил Констанс, мысленно возблагодарив Бога за своевременную беседу с клириком из ордена Святого Георга.

– Это радует, – кивнула женщина. – Теперь вернемся к сегодняшнему заседанию конвента. Вы должны проголосовать за снятие адмирала Форсина с его должности.

– Увы, ваше высокопреподобие, я не могу пойти против воли своего командора, – притворно выдохнул епископ.

– Жаль, очень жаль. Вы знаете, как опытный наездник иногда приучает норовистую лошадь к повиновению кнутом? Здесь как раз такой случай.

– Благочестивая, я очень ценю вашу аллегорию, но пойти против решения командора – это значит, открыто объявить ему войну. Максимум что я могу сделать – воздержаться. Решение все равно будет принято не в пользу нынешнего адмирала. Мой голос не будет решающим.

– А как остальные ваши доверенные? Как проголосуют они?

– Противоположно моему решению.

– Так вы в меньшинстве?

– Увы, увы… Высокий рост и наличие громких побед считается в боевом ордене большей благодетелью, нежели чем светлый ум и ясность взгляда.

– Ладно, придется довольствоваться малым, – вздохнула Саския. Поджав губы, она немного помолчала и продолжила: – А теперь обсудим ваш хлев. Свинки Джованне и Сисварий в последнее время меня весьма раздражают. Первый своей неуемной жадностью, которая может спорить лишь с его глупостью. А второй – лишь одним фактом своего существования! Я не потерплю, чтобы подобные люди имели хоть какое-нибудь отношение к Единой Церкви! – теперь женщина почти кричала, распалившись от темы разговора.

– Здесь я с вами заодно, благочестивая, – поддержал Констанс, видя в какое негодование приводят ее рассуждения о них, и делая себе легкую пометку об этом в уме.

– Значит, в вас я не ошиблась и верно разгадала ваши маневры, – Саския тут же успокоилась и продолжила прежним тоном. – Так что даю вам полную свободу выбора методов борьбы с этими НЕ людьми. И я на многое закрою глаза, заодно и прикрою их Слушающим, дабы они вам активно не досаждали. Насколько знаю – и у того, и у другого, есть прикормленные люди в этом ордене. Но смотрите епископ, времени у вас до весны, а там сами знаете, что начнется. Я бы предпочла видеть возле Престола верных, преданных и умных людей, а не скопище безмозглых идиотов. К тому же если удастся сместить Джованне – место будет свободным. Вы меня понимаете?

– Превосходно, ваше благочестие, – заверил ее Констанс.

– Вот и отлично! Я помогаю вам, а вы помогаете мне. Церковь перед лицом грядущих бед должна быть сильна, как никогда! Кстати, в некоторых вещах вы можете ссылаться на меня, но постарайтесь этим пользоваться только в случае крайней необходимости и не злоупотреблять понапрасну, – резко оборвав разговор, Саския поднялась со скамьи, расправила бесформенную хламиду и подошла поближе к участку, засаженному красными гладиолусами. – Посмотрите, разве они не прекрасны? Кровь, что течет у нас в жилах, и та не может быть краснее, чем эти цветы. Полюбуйтесь ими еще некоторое время епископ, – выдав неожиданное пространное замечание, она развернулась и быстрым шагом покинула оранжерею.

Констанс же остался сидеть и размышлять о нежданно свалившейся на него удаче. Заполучить в союзники родную сестру Папы счастье, о котором можно только мечтать, но это же и большое горе. Обращаться с ней придется как с красивейшей, но оч-чень ядовитой змеей.