Ковалевская Елена - Письмо с которого все началось

Остановившись на пороге, я стала внимательно рассматривать залу, где в этот час сидело немало посетителей. По залу проворно сновала дородная подавальщица и разносила по столам то поднос с заказанной едой, то десяток глиняных кружек за раз, прижав их двумя руками к объемной груди. За длинной деревянной стойкой на другом конце залы румяный парень неспешно наливал пиво, да так умело, что белоснежная пенная шапка еще долго стояла над напитком. Высокие мужики, что облокотились на отполированную бесчисленными рукавами столешницу, с видимым удовольствием ее сдули, а потом, зажмурившись, стали отхлебывать из запотевших пузатых кружек. Ну что ж, опрятно, мне нравится; остается только выловить хозяина, узнать цену и можно будет заселяться.

Тут из распахнувшейся на кухню двери, пахнуло мясом, копченостями и тушеной капустой. Ох! В животе у меня заурчало, напоминая, что есть один раз в день все же маловато. Мгновенно откинув оставшиеся сомнения, я быстрым шагом пересекла зал и подошла к стойке.

– Постояльцев принимаете? – поинтересовалась я у парня.

– А то ж! – он залихватски подмигнул мне, но я не обратила на это никакого внимания. – Вам на день или на неделю?

– Нас четверо, лошадей шестеро, и через сутки мы уедем, – обрубила я все потуги со мной позаигрывать. Блин! Еще молоко на губах не обсохло, а туда же!

Но парень, не меняя веселого выражения лица, выдал мне: 'Сей момент' – шустро нырнул за дверь, ведущую на кухню. Хг-м, а может, я поторопилась, считая, что тот пытается ухлестнуть за мной? Возможно, он просто так со всеми постояльцами общается, или вообще у него настроение хорошее. Ну не люблю я, когда мужчины проявляют излишнюю любезность в мой адрес, всегда негативно воспринимаю. Хотя с моей-то рожей давно пора бы перестать обольщаться и принимать любую вольность в поведении на свой счет. Моя внешность, которая и от рождения была так себе, из-за травм в бою под Лоэном, когда мне основательно сломали нос и разворотили лобешник, оказалась напрочь испорчена.

Парень появился уже через пару мгновений, ведя за собой пацаненка лет двенадцати.

– Вот, Ив отведет вас.

– А стоимость? – запоздало спросила я.

– По восемь грошей с лошади, если вы на сутки останавливаетесь, – принялся перечислять он, уточнив: – У вас же боевые? – я кивнула. – Тогда еще три медяка сверху, а то они овса много выжрут. Комнату на всех? – я снова кивнула. – Еще шесть. Если с дороги помыться желаете, то все семь. И того с вас пол серебряника с четвертиной, не считая двух грошиков.

Надо ж как быстро считает!

– А еда? – после ароматов с кухни у меня кишка за кишкой по всему брюху гонялась.

– В стоимость входит обильный ужин каждый день, а если что сверху, то за свой счет, – так же шустро ответил он с прежней улыбкой, а потом повернулся и прокричал в кухонные двери. – Риська! Комнату на четверых перестели! – и снова ко мне. – Еще что-нибудь?

– Нет, спасибо, – устало отмахнулась я, торговаться с ним не было никакого желания.

Да и вряд ли бы он уступил, ведь чем ближе к сердцу союза, тем цены выше. Если в том же самом Корче я готова была удавить хозяина харчевни за четвертину серебряного, то здесь мне на это пришлось закрыть глаза.

Я развернулась и пошла к выходу, сестры наверняка уже заждались; пацаненок потопал за мной следом. Естественно девочки встретили меня недовольными взглядами, Юза даже буркнула, что если меня за смертью послать, то мы будем жить вечно.

Мальчик, выделенный в провожатые, нырнул за угол здания и распахнул незамеченные нами ворота. Въезд во внутренний двор был хитро спрятан, я даже и подумать не могла, что ворота могут выглядеть как и довольно высокий, но обыкновенный забор. Двор располагался позади постоялого двора, и вмещал в себя все необходимые строения. Мы с сестрами, практически не задумываясь, поснимали сумки, и, спровадив лошадей на конюшню, скоро пошагали внутрь.

Есть хотелось зверски, и от этого у меня непрестанно бурчало в животе. Сестры тоже были голодные, потому что мы, не сговариваясь, направились прямо в залу, и вместе со всеми баулами уселись за стол. Нам тут же подали запеченную свиную ножку с тушеной кислой капустой и мятым горохом каждой, половину подового ржаного хлеба и два кувшина варенухи. Со стола смели все чуть ли не за четверть часа и уже после сытые и довольные поднялись к себе.

На следующий день мы встали не очень рано, ну это для нас не очень рано, а многие постояльцы наверное только-только начали продирать глаза. Агнесс естественно тоже спала, будить мы ее не стали, сегодня все одно спешить некуда. За неделю дороги мы умудрились почти полностью нагнать потерянные в Корче дни, и теперь просто обязаны были дать роздых не только лошадям, но и себе. Поэтому пусть девочка сегодня подольше поспит, заодно сил наберется; любой с нами с непривычки умается, а тут тем более. Ее ж никто под клинок специально не растил.

Завтракали без нее. Однако, несмотря на столь раннее время народа в зале все же хватало. Оказалось, что местные постояльцы тоже ранние пташки и в большинстве своем спустились в залу. Ох, зря мне думается, мы здесь остановились, уж больно место людное, а с нами возможно разыскиваемая попутчица. Нам бы ее следовало светить поменьше, да прятать получше…

– Вот что девочки, – обратилась я к сестрам, стараясь говорить как можно тише. – Пойду-ка я сейчас к ратуше и узнаю: вдруг нашу красотку в розыск объявили?

– Какую красотку? – не поняла сначала меня Юозапа. – Ты про Агнесс что ли?! – я кивнула, подтверждая, что именно ее. – А зачем?

– А затем, чтобы мне спокойнее было, – пояснила я.

Обычно сестры в церковно-политические дела не вмешивались, а вот я на этом почти собаку съела, ну если уж и не съела, так понадкусала всласть, и точно знала, что излишней предосторожности в них не бывает. По идее ее бы действительно запихнуть куда-нибудь к сподвижникам, а не волочь с собой через весь Союз, демонстрируя направо и налево. Ведь только недавно я сообразила, что проблема Агнесс серьезней, чем мне представлялось ранее. Девочка – дочь герцога Амта, единственная наследница! Да она лакомый кусочек для любого мало-мальски сообразительного интригана. Несмотря на признание ее отца святотатцем или кем-нибудь еще, девочка все равно могла остаться единственной носительницей знатной фамилии. Нашелся ли кто-нибудь по мужской линии и прибрал титул, а так же все что осталось после конфискации к рукам – неизвестно. Да и что-то я в этом сильно сомневалась. А вот если бы посторонний, непричастный человек на ней женился, то-то было бы счастье его наследникам: прямо-таки из грязи на верхушку аристократической лестницы. Поэтому-то мне и хотелось узнать: объявлена ли девушка в розыск. Если нет, то нам следовало опасаться только людей несвязанных с церковью, а если да, то все – пиши 'пропало'! Это будет означать, что верхушка имеет на нее немалые интересы. А какие? Здесь простор для размышлений неограничен.