Александр Архиповец - Танцующая в пламени.

- Вижу, ты, господин, слышал слово, - Леон посмотрел на нищего, недавно советовавшего зайти в храм. Губы старика вновь дрогнули.

- Создатель обращается лишь к избранным. Это великая честь…Но кому многое дано - с того многое и спросится. Запомни, свет всегда отбрасывает тень… Берегись. Теперь на тебя обратит внимание и

Трехглавый…

- Да ну тебя! - фыркнул Леон, и, не дослушав, побрел прочь. -

Чушь все это! Вот взять хотя бы Азиса - всю жизнь поклонялся лишь деньгам. Ну и… - был наказан неверностью жены, чужим ребенком, неразделенной любовью и муками ревности… Наказан кем? Перуном?

Создателем? Трехглавым?

Окончательно запутавшись, зло сплюнув, юноша направился к огромному камню, лежавшему на могиле рыцарей, погибших в минувшей войне в ущелье Дракона.

Оризис почти утонул за горизонтом. Тени стали неуклюже длинными, а птицы пугливо умолкли. Быстро смеркалось. Где-то вдали, на кладбище, что за прошедшие годы выросло в несколько раз, сразу за надгробьем, мерзко захохотала ночная дрофа. И вновь, по спине пробежал нехороший холодок.

"Пора возвращаться, - подумал Леон. - А то в темноте, чего доброго, можно и ногу подвернуть. Только гляну на могилу, и все…"

На камне был высечен лишь знак Создателя. Грубо, но глубоко, на века.

Всех, покоящихся здесь, убил его отец - Светлый Рыцарь Создателя.

Пускай не сам, но по его воле. Подвиг или великое злодеяние? Как понять? Или не сделай он этого, смертей было бы намного больше?

Душа, жизнь, свобода воли? А судья, кто? Совесть? Создатель? Император?

За спиной раздался шорох. Леон хотел обернуться, но не успел. Шею обхватила кожаная удавка. Из глаз снопом брызнули искры, зазвенело в ушах… В штанах стало горячо, потекло по ногам. Максимально напрягая мышцы, он попытался правой рукой ослабить путы. Упав на колени, левой рукой нырнул за голенище, нащупал серебряную вязь рукоятки и извернувшись, быстро ткнул кинжалом себе за спину и вверх. Похоже попал… Стало легче дышать, послышались похожие на змеиное шипение и кошачий визг, звуки.

Резко встал, и еще раз, изо всех сил ударил в то место, где должна быть голова невидимого врага. Лезвие вошло так глубоко, что выдернуть сразу не удалось. Грузное тело медленно осело на землю.

Леона вывернуло наизнанку, руки и ноги дрожали, в ушах гудел набат, а глаза отказывались видеть. Он вновь упал на колени.

Желудок, раз за разом, сотрясали безудержные спазмы, ручьями текли слезы. Опять трудно стало дышать. Воздух со свистом проникал в легкие, еще с большим трудом его удавалось выдавить обратно.

Сколько прошло времени, пока стало полегче, юноша не знал. Только на небе уже сияли звезды, да Тая соперничала в своем блеске с хвастливым Небесным Драконом. Прохладный ночной ветерок просушил пот, обильно оросивший лицо. Леону ужас как не хотелось смотреть на лежащее у ног тело. Но делать нечего - обязательно нужно забрать кинжал, спасший жизнь. По нему могут найти владельца.

Сжав губы и с трудом сдерживая вновь нахлынувшую тошноту, нагнулся. Ухватившись за торчащую в глазнице рукоять, сильно дернул и отвернулся - его пыталась задушить толстая пожилая баба. Сильная, но не достаточно ловкая и подвижная. Лишь потому удалось выжить.

Вонзив лезвие пару раз в землю, чтобы очистить от крови, вернул кинжал на прежнее место за голенище и только сейчас заметил, что вся одежда в блевотине и крови, и на добрую литу разит мочой. Попадись он стражникам в таком виде - несдобровать, да и у Закира может возникнуть много вопросов.

"Что делать? Куда идти?" В селении он знал только Тави. "А вдруг она не сама? "Работает". - От этой мысли на душе стало невыносимо горько. - Ну почему я не остался у нее? Всего этого тогда бы не случилось. Но больше идти все равно некуда".

Затерев пятна землей, все лучше, чем кровь, медленно побрел к виднеющейся в полумраке часовне Создателя. Она как раз закрывала, вошедшую в полную силу, Таю, и потому была окружена светящимся ореолом.

"Свет всегда отбрасывает тень. Берегись!" - почему-то вспомнились, оказавшиеся пророческими, слова нищего.

Ночью все видится не так как днем. "Что при свете слепит - в темноте страшит!" Лишь теперь Леон по-настоящему смог оценить смысл древней торинской поговорки. Набежавшая тучка закрыла Таю, стало и вовсе неуютно.

Казавшиеся совсем недавно убогими халупы, теперь напоминали притаившихся чудовищ, жадно тянущих свои мохнатые лапы к горлу перепуганного юноши. Шаги в тишине звучали оглушительно громко, но все равно тише, чем колотившееся в груди сердце.

"Этот дом или нет? Нет, вот этот! Или все же этот?" - мучительно колебался Леон.

Сомнения разрешила стоящая у двери метла.

Тихонько постучал. Еще раз, другой. С облегчением услышал голос

Тави.

- Ну, кто там еще? Если это ты, Хром, то катись подальше. Я не открою.

- Это я, Тави, Леон…

- Кто, кто?

"Ах, да!" - Ведь он так и не удосужился назвать свое имя. - Тави, я тебя кормил… - тут юноша запнулся, ему стало невыносимо стыдно напоминать о "благодеянии", Тави, помоги…

- Господин?

Стукнула защелка. Дверь, визгливо скрипнув, отворилась. На пороге в холщевой рубахе, протирая заспанные глаза, стояла Тавия.

- О, Создатель! Что с Вами случилось?

- Ты одна?

- Угу, - кивнула не проснувшаяся еще девушка.

Леон молча отодвинул ее в сторону и, зайдя в коморку, задвинул щеколду. Пахнуло сыростью и мышами.

- Меня пытались задушить на кладбище,.. я ее убил…

Тави ахнула, зажав рот ладошками. Сон словно ветром сдуло.

- Да как же это Вы? Мамочка родная.

Она зажгла светильник. Темнота, гонимая тусклым светом, недовольно отступив, затаилась по углам.

Теперь стала видна убогая обстановка: неумело сколоченный стол, пара таких же, несчастных на вид, табуретов, низкие нары, с набросанным на них помятым тряпьем. За приоткрытой холщевой занавеской виднелись два больших сундука, на одном из них, свесив ноги, сидела худющая девочка лет восьми. Она буравила угольками глаз неожиданного гостя. Тут же, поверх занавески, сушилась неказистая одежонка сестер. На полу, в углу, стояла деревянная бадья, доверху наполненная водой.

- Спи, Зи! Господин пришел ко мне. Ну же! Слышишь, что говорю! -

Тавия задернула занавеску.

- Что случилось, господин?

- Напала сзади и стала душить… Ну а я ее… - кинжалом. Тави, ты говорила у тебя вода…

- Вода есть всегда, мы моемся каждый вечер. Мама говорила - все болезни от грязи… Ой, да что же это я?.. Снимайте одежду…

Леону на мгновение стало неловко. Но штаны, куртка и рубаха жутко воняли. Стараясь не смотреть на Тави, он сбросил одежду на пол, отвернувшись, лицом к бревенчатой стене.

Девушка черпала холодную воду из бадьи деревянной кружкой и лила на предоставленные в ее распоряжение голову, шею, плечи. Вода стекала по небольшому глиняному желобу, уходящему под стену. Руки