Александр Архиповец - Танцующая в пламени.

Но самое главное - научился вести бой и править по "та-мильски", что пригодилось по возвращении на родину. Кроме прозвища Ловсек

(хитрый зверек, питавшийся ядовитыми змеями) он привез молчаливого слугу и много золота.

Торинские интриги показались ему детской забавой и вскоре, Мартин сосредоточил власть в герцогстве в своих руках. Да и в гости к

Трехглавому на этом пути довелось отправить на удивление не многих.

Но с Леоном Барелем поквитаться до сих пор не удалось.

Не раз приходила на ум любимая пословица владетеля Севиле:

"Месть, словно доброе вино, - годы ожидания делают его лишь слаще, хмельней, а вкус - изысканней", но и она утешала слабо. Империя на пороге перемен. Не зря прилетел Небесный Дракон. Ригвин слабеет с каждым днем. Видать сказалась дурная наследственность пьяницы

Кристиана… Уже почти ослеп, а незрячие правители долго не живут. А наследника нет. Остаются две, соперничающие силы. С одной стороны -

Рене Сейшельский, с другой - Ла Даниэль Камю. Но и они уже старики.

Нет, не миновать большой смуты.

Все бы ничего, да под боком Дактонско-Фракийский союз с молодым честолюбивым герцогом Альвеном, да еще его советнички - хитромудрый

Ягур да заклятый враг Торинии граф Сакский - Леон Барель. Вот кто главные враги… Был бы жив Регвин-Севиле… Могущественный наместник не отказал бы воспитаннику в помощи.

Ловсек еще раз окинул тоскливым взглядом бескрайнюю водную гладь.

Повязка, закрывавшая последнее время глаз, сейчас была поднята на лоб.

"Как похожа бухта в Фесине на та-мильскую Мезиму. Названия - и то, созвучны. Видать не зря", - думал он, слушая тихий шелест прибоя и стараясь рассмотреть остров Скорби, виднеющийся пятном на горизонте.

Вот уже два дня, они обитают в приморском селении на юге Фракии.

Пока Закир пытается всучить та-мильским купцам ненужные им товары, он ищет пути к клетке Салмы де Гиньен. Ее охраняют надежно, однако изворотливый ум и золото всегда найдут лазейку

Два караула стражников по двадцать человек меняются каждые десять дней. И так, уже почти три года. Срок немалый. Не сошла ли за это время пленница с ума? Сохранила ли свою красоту, неотразимость для мужских сердец, прежнее пристрастие к богатству и власти, толкавшие ее на кровавые безумства и откровенные авантюры?

В созданный Салмой культ Трехглавого Мартин, конечно же, не верил.

Магия не всесильна, а чародеи - смертны. Перед добрым мечом мало, кто устоит. Но нельзя недооценивать их возможностей, впрочем, как и переоценивать. Потому и подготовил амулеты "холодного сердца". Ну а что касается всемогущих демонов… То существуют ли они? Пока встречаться не доводилось. Разве Софья? Но и она еще только в начале пути. А без учителя, наставника может наделать массу глупостей…

Обжечься, а то и вовсе сгореть. Роза Торинии и Роза Трехглавого - выбирай любую… "Но я не люблю роз! Ни алых, ни черных! И все тут…"

Значит завтра смена охраны. Золото уже ослепило стражника, и он не увидит чужой баркас. Остальные будут сладко спать. Клопая добавит в вино сонное зелье. А чтобы вдруг не передумала, да не струсила в последний момент, сестрицу ее Глафию да племянницу возьму в заложники. Ежели что пойдет не так, велю обоим перерезать горло.

Сестры меняются на посту вместе со стражей. Только им разрешено заходить в комнату пленницы. Мужчинам туда доступа нет! А уж говорить с Салмой не может никто. До что там говорить! Если десятник заливает служанкам уши воском и ставит печать, и каждый день проверяет цела ли.

Вот так-то стерегут Розу Трехглавого. Расспрашивая жутко боявшуюся миледи Клопаю, Мартин так и не смог толком уяснить в каком она состоянии. Обидно, если все усилия пойдут прахом. Но чутье подсказывало, что графиня Салма де Гиньон еще себя покажет. От этого предчувствия на душе почему-то становилось неспокойно, если не сказать больше…

- Присмотри за Властом! - изменившись в лице, рявкнул Барель.

Сам же, обнажив эльфийский клинок, мигом соскочил с лошади.

Филипп, неловко спрыгнув на землю, подвернул ногу. Скрипя зубами от боли, и с трудом сдерживая слезы, подбежал к вцепившемуся ручонками в гриву и громко ревущему брату, потянул на себя. Прикрыл ему глаза и рот ладонью, оттянул чуть в сторону.

- Тихо, Власт, тихо! Да замолчи же ты, наконец!

На дорогу из кустов вышли четверо. Одного узнал сразу - жирный хозяин харчевни, в которой они недавно обедали. На дереве, словно насмехаясь, мерзко захохотала драга. Филиппу вдруг стало невыносимо страшно. Если бы не боль в обожженной руке да подвернутая нога - он, наверное, закричал бы и бросился наутек. Пока бандиты прикончат

Бареля можно попробовать спрятаться. Но в незнакомом лесу его все равно найдут и тоже прирежут. А Власт, что будет с ним? Прикусив до крови губу и упрямо тряхнув головой, решил ждать что будет.

Казалось, что в опекуна вселился демон. Леон танцевал смертельный танец - двигался мягко и плавно, словно ягур, и неуловимо, как тень.

Первого - разрубил почти пополам, второму - играючи, распорол брюхо.

Кровь, смешавшись с дорожной пылью, превратилась в бурое месиво. Как

Барель разделался с остальными, Филипп уже не видел. Он не мог оторвать глаз от жуткого зрелища… Все смотрел, как, лежа на земле и по-звериному воя, бандит пытается заправить обратно кишки. А они вновь и вновь выпадают на землю…

Глаза затуманила пелена…

В сознание привела резкая боль в подвернутой ноге. Филипп недоуменно огляделся вокруг…

От безнадеги и тоски хотелось завыть. Деревянная лавка в дребезжащей и подпрыгивающей на выбоинах старой, с дырками в добрый палец, карете, дремлющий напротив стражник. На руках и ногах - кандалы и цепи.

"Меня, маркграфа Лотширского, словно дикого зверя или вора везут в Тор на потеху толпе и помощи ждать неоткуда. Друзей нет, кругом одни враги! - думал он. - Как же это все могло случиться? Вместо престола Лотширского маркграфства - позорный плен. Возможно даже хуже - палач и казнь. Скорее всего, как бунтовщику, отрубят голову".

От этих мыслей на душе стало совсем тоскливо.

Облизал пересохшим языком потрескавшиеся губы. Сдерживая стон, пошевелил больной ногой. Согнул, разогнул на ней пальцы, двигаются.

Похоже, кость цела. Да на долго ли?

"Какому богу молиться? Перуну, Создателю или Трехглавому? Все едино! Никому до меня нет дела. Но почему? Почему?"

Филипп закрыл глаза. Карету вновь подбросило на ухабе. В ногу, словно иглу вогнали. Сдерживая стон, плотно сжал губы…

"Все, все началось с появления в Лоте белокожей и черноглазой красавицы-ведьмы Лавры. Обычно сдержанный и рассудительный отец настолько обезумел, что не позволил матери забрать их с собой в