Александр Архиповец - Танцующая в пламени.

Тави вдруг замерли на его шее. Прикосновение нежных пальцев отозвалось болью.

Леон невольно наморщился.

- О Создатель,… - прошептала девушка, - синяк-то какой! Словно лента. Полоса на шее, как у висельника. Как же Вы его скроете?

Но юноша сейчас думал об этом меньше всего, отмывая живот, бедра, ноги. Потом ему стало жутко холодно. Зубы отбивали мелкую дробь, а сам он дрожал, словно листок фагеи под ледяными порывами Норлинга.

- Господин, Вы бы пока укрылись, а я промою одежды…

Но сухое тряпье, в которое закутался Леон, бессильно свалившись на нары, почему-то грело плохо. По-прежнему знобило. Тави, выкрутив одежду, повесила рядом со своей. Подошла к лежанке, и нисколечко не стесняясь, скинула рубаху и уже нагишом скользнула к Леону.

Он успел рассмотреть маленькие, едва наметившиеся с втянутыми сосочками груди, острые плечи, впавший животик и проступающие сквозь кожу кости таза.

- Я Вас согрею, - прошептала девушка.

Но, похоже, греть ее нужно было саму - холодные руки, ноги, нос…

Леон благодарно погладил девчушку по волосам. Она вздрогнула, словно испуганный котенок.

Руки сами, помимо воли, скользнули дальше - по тоненькой шее, плечам, коснулись груди.

Вся смелость Тави внезапно куда-то улетучилась, что еще больше раззадорило Леона.

Животик,.. поросший маленькими шелковистыми волосками холмик, дрогнувшие бедра…

Мужская плоть проснулась, восстала и настойчиво просила, нет, требовала ее уважить! Леон, перевернувшись, накрыл Тави собой. Но войти смог лишь с ее помощью… И сразу почувствовал, как худенькое тельце под ним сжалось. В глазах блеснула слезинка, белые зубки прикусили нижнюю губку.

- Тебе больно? Я не хотел…

- Мне всегда больно, господин… Нет, нет! Не уходите!

Он двигался медленно и нежно, стараясь быть ласковым. Понемногу

Тави расслабилась и уже, тихонько посапывая, шла навстречу. Ее объятия стали крепче, а дыхание - глубже. Слезинка высохла, глаза прикрылись, а губы приоткрылись. Возбуждение нарастало, словно снежный ком, ловко пущенный с высокой торинской горки. Теперь она вновь напряглась, с неожиданной силой прогнулась, и, более не сдерживая стонов, вцепилась в спину юноши, который, утратив прежний контроль, дал полную волю страсти.

И вот он - пик наслажденья, миг истины… Томление и сладость экстаза. Кипение крови и пение фей… И, наконец, сладкая нега расслабления. Словно ветерок коснулся его уха. Дыхание, шевеление губ… едва слышный шепот…

- Леон… Ах Леон… Я и не знала… Я никогда не думала, что может быть так хорошо…

Вскрикнув от боли в шее, Леон проснулся. Сел на лежанке, опустил ноги вниз. Тави тихонько спала, уткнувшись носом в тряпье.

"Сколько я проспал? Что делать дальше? Если я думал сбежать - то это самый подходящий момент. Меня здесь вовек не отыщут. Ну а потом?

Стать таким же нищим, как Тави и Зи? Побираться? А мать, а сестренка, мои вещи, деньги? Отцовский арбалет. Нет, так не пойдет.

Буду с Закиром до конца. А потом, как и решил, сам вернусь в

Дактонию, тогда и заберу Тави". Леон взял со стола свой кошель.

Высыпал на ладонь монеты: золотой империал с ликом императора

Ригвина, большие серебряные монеты. Вот торинские - с Фергюстом, вот дактонские - с Даниэлем и молодым Альвеном, а вот - старая герфесская с герцогом-демоном Серджи Краевским. Но все,.. все они не стоят единого волоска с головы Тавии, приютившей и обогревшей сегодня ночью, подарившей свою любовь.

Леон с трудом натянул еще совсем мокрую одежду.

- Тави, Тави! Проснись, - шептал он. - Я ухожу. Да проснись же!

На столе деньги. С золотом будь осторожна, чтобы не подумали, что украла. На обратном пути оставлю еще! А потом, приеду и заберу тебя и Зи.

- Господин, господин, - всхлипывала она, по щекам текли слезы,

- я знаю, вы не вернетесь… Больше Вас никогда не увижу.

- Я должен идти, Тави, понимаешь, должен! Но непременно вернусь.

Стукнула защелка.

Небо на востоке уже розовело. Снежные шапки на вершинах Мильских гор сверкали, а сумрак понемногу отступал.

Юноша решительно шагнул за порог, но еще успел расслышать за спиной ставший таким родным всего за одну ночь голос Тавии.

- Леон, ах Леон…

Его всегда зачаровывал шум прибоя. Будь это едва слышимый, загадочный шепот, переходящий в полное безмолвие штиля или нарастающий рокот, превращавшийся в грозный рык разгневанного зверя.

Когда волны, брызжа слюной молочно-белой пены, злобно, словно ворки, бросаются на сушу. Швыряют гальку, песок, поднятые с морских глубин водоросли и ракушник, студень медуз и разноцветные морские звезды.

Но всякий раз, не сокрушив твердыни, недовольно шипя и ропща, отползают прочь, чтобы, собравшись с силами, вновь ринуться в бой.

Любил извечный бой стихий, когда слуги Трехглавого, морские демоны, оседлав свежие ветры, вспенивали гребни волн, пытались брызгами отогнать тревожно кричащих чаек, беспечно снующих над самой водой, будто желающих подслушать, о чем переговариваются неутомимые скиталицы-волны.

Мартин не забыл тот, свой первый шторм. Когда галеру перехлестывали горы воды, грозили сломить, раздробить в мелкие щепы, разметать по бескрайним просторам. Вой ветра, заглушал голоса людей, наивно пытавшихся противостоять разгулявшейся стихии. Казалось, сам

Трехглавый хохочет над жалкими потугами ничтожных смертных.

Тогда, наверное, он один не боялся смерти. Вспоминая бездыханное тело Василе, слепой взгляд некогда неотразимых глаз, Мартин ее звал.

Но она, видать, в насмешку, их пощадила.

В Мезиме молодого графа уже поджидал эскорт самого Регван-Севиле,

Первого советника императора Кора Вилла и правителя провинции

Сенгай. По размерам, в несколько раз превосходящей родную Торинию.

Оказалось, что связи Симона Макрели простирались очень далеко. Он сделал все возможное, чтобы сын, даже против воли, избежал опасности и лишних неудобств.

Для Мартина столь пристальное внимание оказалось неожиданным. Но выбирать не приходилось. Чужая страна - иные законы. Вскоре караван из семи вислоухих двугорбых морфов уносил его и трех слуг прочь от лазурного побережья, в глубь материка. В монастырь оазиса Рух, где годы наук и муштры должны были притупить душевную боль, закалить тело и дух. Азы магии, умение до неузнаваемости изменять внешность, языки, боевые искусства - образование он получил как та-мильский принц.

Даже большая война империй обошла его стороной. А вот последовавшая за ней междоусобица, в которой самое активное участие принял его покровитель, научила многому. Мартин находился при самом советнике, сражался бок о бок, был ранен, получил свою долю добычи.