Олег Жиганков - Римский Лабиринт

— Но как это возможно? — не понял Адриан. — Где мы?

— Мы — в самом центре лабиринта, — прошептала Анна. — Мы только что обошли этот центр кругом.

— И что это значит?

— Это значит, что центр лабиринта находится за этой вот стеной, — и Анна ударила кулаком в глухую каменную стену. — Но туда нам не попасть, потому что он закрыт. Они не оставили нам шансов.

Она опустилась на землю, и бесшумные горячие слёзы потекли из её глаз. Теперь ей предстояло снова свыкаться с мыслью о смерти.

И вот, Ангел Господень предстал, и свет осиял темницу… и цепи упали с рук его.

Деяния Апостолов, 12:7

1240, 23 августа, Рим

Когда Пьетро с болью и не без усилий открыл глаза, его взгляд наткнулся на низкий сводчатый потолок.

«Где я? Что здесь делаю? Почему всё тело так болит?» — думал Пьетро.

Он вдруг понял, что лежит на каменном полу. Помогая себе руками, он с трудом приподнялся и, подвинувшись, прислонился к каменной стене. Он находился в небольшом помещении, напоминающем монашескую келью, но несравненно грязнее. Из маленького окошка под самым потолком лился нестройный свет. Утро? Вечер?

Внезапно на противоположной стене Пьетро заметил большой крест — тень от решётки чертила его на стене, и крест, казалось, плыл в тихом свете. У Пьетро на глаза навернулись слёзы. Он понял, что его Спаситель напоминает ему, что Он с ним, и что всё находится под Его зорким оком. Пьетро очень обрадовался этой мысли. Он почувствовал, как к нему возвращаются силы, и перевёл взгляд со стен на своё собственное тело, осторожно ощупал руками голову. На макушке была огромная шишка, а всё тело ломило. Но Пьетро ничего не помнил — упал ли он откуда, побили ли его? Он подумал, что хорошо было бы умыться, и эта мысль, как вспышка, выхватила из его памяти трёхглавое чудовище в купальне. Неужели это был не сон?

Внезапно Пьетро вспомнил про грамоту императора, и его руки потянулись к тому месту, где было зашито письмо. Его сердце дрогнуло: шов был вспорот, и грамоты на месте не оказалось. Без этой грамоты папа вряд ли примет его, простого крестьянина. А это значит, что Пьетро подвёл своих братьев, которые так надеялись на него, так молились за него. Это даже могло пошатнуть их веру в то, что Господь благоволит избранному им пути.

Пьетро встал на колени и стал молиться. В силу установившейся с детских лет привычки молился Пьетро и говорил с Богом постоянно. На этот раз он просто кричал Ему:

— Боже мой, что такое я сделал? Чем прогневил Тебя? Прости меня, в чём слукавило сердце моё. Не попусти, чтобы из-за моего греха, моей немощи пострадали братья мои!

Он ещё долго молился, исследовал своё сердце, и всё больше приходил к внутренней убеждённости в том, что всё случившееся с ним должно было иметь какую-то причину, какую-то цель. Но голова его гудела, и ему тяжело было собраться с мыслями.

Встав с молитвы, он, пошатываясь, подошёл к двери и попытался её открыть, но она не поддавалась. Значит, он действительно находился в тюрьме. Зловоние, исходящее из угла камеры, где стоял большой глиняный горшок, служащий туалетом, подтверждало его грустную догадку.

Пьетро стал стучать. Он хотел знать, каким образом здесь оказался и что сталось с его письмом. Но как ни бил Пьетро в тяжёлую дверь, обшитую листами бронзы, на его стук никто не пришёл. Выбившись из сил, Пьетро опустился на грязную солому, служившую узникам постелью. Делать было больше нечего, и Пьетро лёг на спину, с трудом расправил тело, каждый член которого испытывал сейчас боль. Он закрыл глаза и продолжил свой разговор с Богом, который унёс его далеко за пределы тесной камеры, в мир свободы, в его лесную келью, к его возлюбленным братьям. «Если бы только я смог что-то сделать для них! — взмолился Пьетро. — Господи, пошли нам избавление!»

Из полусна Пьетро вывел звук приближающихся шагов. Лязгнул замок, тяжёлая дверь распахнулась, и в камеру вошёл человек, облачённый как монах, со связкой ключей на поясе и с факелом в руке. «Наверное, — мелькнуло в голове у Пьетро, — я нахожусь в монастырской тюрьме». Пьетро хотел что-то сказать монаху, спросить его о чём-то, но тот не обращал на него никакого внимания, вставляя факел в отверстие в стене.

Вслед за ним в комнату вошёл другой человек — пожилой римлянин, вместе с которым в комнату, казалось, влился особенный воздух. Одет он был просто, но не без некоторой изысканности, так что даже Пьетро, который не был искушён в моде, каким-то образом почувствовал, что эта кажущаяся простота стоит немалых денег. Впрочем, возможно, это чувство исходило не столько из-за одежды, сколько из-за внутреннего величия этого статного старца. Сердце Пьетро затрепетало — он знал, что явился его избавитель. Ему даже показалось, что он видел этого человека раньше — во сне, возможно? Он и сейчас сомневался — не снится ли ему всё это? На всякий случай он ущипнул себя за руку.

Этот быстрый жест не укрылся от седовласого старца. Он тихо улыбнулся, дал знак тюремщику удалиться и пристально посмотрел на Пьетро, который успел подняться на ноги и теперь приветствовал своего гостя низким поклоном.

— Так ты и есть тот самый Пьетро из Мурроне, святой отшельник, человек Божий? — спросил он, с любопытством разглядывая Пьетро, представлявшего собой довольно жалкое зрелище: его волосы и борода скомкались от застывшей крови, под левым глазом красовался огромный, чернеющий синяк, а серая ряса была разорвана в нескольких местах.

Пьетро упал на колени.

— Прошу тебя, Божий человек, кто бы ты ни был, не величай меня так, ибо я вовсе не тот, о ком ты говоришь. Я — человек, грешник, Пьетро, живущий в Мурроне, спасающийся с прочими в горах. Никто не свят, как только Бог!

— А папа? — неожиданно спросил старец.

Пьетро на мгновение замер. Что ответить этому человеку? Скажет он ему, что папа и вправду свят, — и тогда нарушит Слово. Если же признает обратное, ему могла грозить смертная казнь — именно такими вопросами, слышал он, и занималась новоучреждённая Инквизициа. Пьетро должен быть честен, но мудр. Он внимательно посмотрел на старца.

— И за Первосвященника надобно было жертву за грех приносить, — сказал Пьетро.

Старец посмотрел на него с растущим уважением.

— А ты умнее, чем кажешься, Пьетро из Мурроне. И намного опаснее.

Пьетро вздрогнул. Неужели он ошибся? Неужели его подвели его внутренние очи? Старец, заметив его реакцию, дружественно, почти доверительно улыбнулся.

— Меня тебе нечего бояться.

— Кто ты? — осторожно спросил его Пьетро. — Может, я слышал твоё доброе имя?

— Имя моё, и моего отца, наверняка, слышал даже такой затворник, как ты, Пьетро, — снова улыбнулся старец. — Я — кардинал Джованни Колонна.