Ольга Перовская - Остров в степи

Мы уж и поругали их: вот, мол, два дурака собрались, старый да малый. Полезли в этакий огонь. Да разве они теперь вылезут оттуда? Мать Трохимкина все глаза выплакала Мы, как могли, утешали ее, но сами, по правде сказать, тоже не верили, что они живыми вернутся.

Нет, смотрим — на четвертый день под вечер едут. Мы глянули, а у них полна бричка овса, аж с верхом!

— Да как это вас угораздило? — спрашиваем.

Старичок только руками развел:

— Я, знаете, сам ничего не понимаю. Сначала мы попали в какую-то перестрелку. Потом нас арестовали, обещали расстрелять. А потом почему-то насыпали овса и отпустили Это вот Трохим все устроил, вы его спрашивайте.

Стали мы спрашивать Трохимку, а он, гад, не говорит ничего. Только смеется над нами:

— Вы думаете, я вам дам? Нет, брат, мы для зеброндов достали. А вы для своих попробуйте сами достаньте.

Недели через две после того к нам пожаловали белые войска. Они и раньше захаживали к нам, но тогда от них особого вреда не было. Пограбят, бывало, немножко и уйдут. Да и грабить-то больше старались ночью, потихоньку.

А тут, видно, дела у них плохо обернулись, вот они и озверели. Как только въехали, так сразу и кинулись разорить все. В белом доме повыбили все стекла. Столы, диваны, стулья, большие зеркала, шкафы — все это вытаскивали в парк, н там разжигали под деревьями костры.

Деревья они, подлецы, нарочно выбирали либо старые, вековые, либо какие-нибудь особо ценные, редкостные, которые были привезены из дальних стран. Чтобы, значит, заодно с мебелью погубить и их. Если какие не поддавались огню, они рубили их топорами и тоже валили в костры.

Садовник наш бегал по парку и ловил офицеришек. Перед каждым плюгавым погонником он падал на колени, плакал н умолял запретить солдатам раззор. Ведь он каждый кустик в парке посадил и выходил своими руками, разве ему не жалко было?

Офицеришки всякий раз обещали ему сделать распоряжение и тут же, при нем, с хохотом кричали солдатам:

— А ну, ребята, поддай жару! А то вот тут доброму человеку жалко. Он говорит: пускай лучше все погибнет, чем проклятым большевикам достанется.

На площадке перед белым домом у нас цветник был. Он и сейчас хороший, а тогда был — ну, просто сказать, радость людям. Летом, когда расцветут розы, бывало, глянешь на него, и перед тобой будто музыка заиграет. Так они в этот цветник прямо с телегами заехали. Все кусты поломали, повыдрали с корнем да порубили шашками. Садовник, когда увидел это, пошел домой, лег и захворал с горя.

В зоопарке металась птицеводка. Она отнимала у разбойников птиц, которых они губили себе на ужин. Вы думаете, они выбирали каких пожирней — скажем, уток, гусей? Как бы не так! Нет, ты им подавай самых дорогих, самых что ни на есть редких. Вот фазаны королевские да золотые, краснозобые казарки, нильские гуси — это им подошло. А обыкновенная птица — где же, разве это им по вкусу?

Вы видали, ребята, у нас на пруду плавает черный лебедь австралийский? Видали, какой это красавец? Ведь за него руку свою отдать не жалко. Этот лебедь теперь злой, он тоскует без пары. А лебедку его бандиты вырвали прямо из рук и тут же оторвали ей голову.

Ночью, когда грабители утихомирились и заснули, я слышу: ко мне тихонько стучит кто-то. Вышел — Трохимка с Семеном Иванычем.

— Дядько! — шепчет. — Помоги нам, мы хотим зеброидов перевести подальше. В старый лошадиный сарай, который мы хотели на топливо ломать для водокачки.

— Да как же, — говорю, — мы переведем? Ведь они убьют нас, бандиты, если заметят.

— А мы кругом. Я уж отвел Фрегата и Мотылька. Они пьяные, спят крепко.

И Семен Иваныч просит:

— Пожалуйста, уж помогите. Ведь это же преступление будет, если мы не отстоим таких ценных животных.

Ну, делать нечего, надо было итти. Мне и самому они, небось, не чужие были, зеброиды. Собрался я и пошел с ними в торпанник. Стали мы, крадучись в темноте, переводить наших коньков в сарай. Приведем три штуки, подтянем им морды повыше, чтобы не дрались да не лаяли, и за новыми отправляемся.

За ночь всех перевели. Сначала боялись мы страшно. А потом увидели, что бандиты наши, правда, пьяные, спят без задних ног. Мы даже так осмелели, что отвезли в сарай воз сена и остатки Трохимкина овса.

Наутро беляки, как только проснулись, пошли в конюшню. Выбрали себе лошадей самых лучших под верх, потом направились к нам, в торпанник. Офицер, как вошел, так сразу и закричал:

— Это что такое? Почему станки пустые?

У меня все замерло внутри. Семен Иваныч открыл было рот, хотел что-то сказать, но его перебил Трохимка:

— У нас тут стояли дикие лошади, только их забрали. Приехали вот такие же, как вы, и увели.

Офицер как подпрыгнет!

— Как ты смеешь говорить мне такое? Запорю, мерзавец!

Мы с Семеном Иванычем стали просить его, сказали, что Трохимка от природы глупый и не разбирает, что к чему. Офицер похорохорился немного, потом стукнул Трохимку но башке и вышел.

К вечеру бандиты все уехали от нас. Трохимка на радостях прыгал, как ошалелый зебренок на лугу.

— Ага! Что, что? — кричал он нам с Семеном Иваны чем. — Кабы не перевели, шиш бы у нас теперь остались зеброиды.

Подошла осень. У нас уж месяца два никого не было А тут дожди выпали сильные. В степи развезло грязи по пояс. Еще по траве кой-где можно ехать. А уж если чуть свернул на дорогу — крышка, ни за что не вылезешь.

Мы сидим у себя в поселке и радуемся: уж по такой-то, мол, хляби к нам никто не доберется. Трохимка даже хотел переводить зеброидов обратно в торпанник.

Вдруг — на тебе! И грязь не спасла. Как-то после дождя мы вышли наружу, смотрим — по дороге к нам отряд двигается. Здоровый, человек двести. Половина верхом, половина в телегах. Сзади плетутся две пушки большущих. В них лошадей по двадцать запряжено, и то еле-еле тащат.

Не знаю уж, кто они такие были: махновцы ли, морозовцы или какие другие жулики. Тут их, этих банд, тогда развелось бессчетное число. Ну, только были они все, как один, пьяные и кругом обвешаны оружием да патронами.

Атаман ихний ехал вразвалку на поповском тарантасе. Был он маленький, дохлый, в очках, а морденка до того поганая — плюнуть, и то противно. Как только въехал, сейчас же призвал наших шесть человек.

— Ну, сказывайте: какие у вас запасы есть?

— Да какие же у нас запасы? Нет у нас ничего. Все уж забрали ваши.

— Ага! Нет ничего? Ну, хорошо! Через два часа чтоб мне был приготовлен обед па весь отряд. Слышите? Да чтобы хороший, иначе камня на камне от вас не оставлю.

— Помилуйте, ваше… не знаем, как величать вас. Из чего же мы приготовим, если у нас нет ничего?

— Ага! Не приготовите? Ну, хорошо. Тогда мы из вас самих щи сварим. А какие пожирнее, из тех котлет нажарим. Поняли? Мы — народ веселый.