Юрий Герасимов - Тропой таёжного охотника

Новый год охотники встречали в тайге. Уваров и Симов — на Ушмуне в калашниковском зимовье, а Рогов с Трохиным — на Улане.

Обосновавшись в зимовье, Симов с Уваровым насторожили кулемки, срубленные еще летом, и расставили капканы на соболей. Закончив с этим, они отправились за лосями вверх по Ушмуну, на устья Сохатихи и Есинды. При впадении этих рек Ушмунская долина широко разошлась. Образовавшийся здесь необъятный луг зарос карликовой ивой.

Едва Уваров пошел с ледяного русла прокипевшего Ушмуна и поднялся на забоку реки, как увидел в километре от себя пасущихся на заснеженном лугу трех лосей. Охотники попытались обойти их с двух сторон. Однако осторожные животные, заметив людей, ушли в заросли и скрылись в лиственничной чаще.

Преследуя лосей, Симов заметил на снегу следы соболей. Чем дальше продвигался он вверх по реке, тем их количество увеличивалось.

Вскоре он вышел на охотничий «путик», на котором через каждые сто-двести метров стояли собольи кулемки, настороженные два дня назад.

Путик протянулся пятнадцатикилометровой окружностью по сопкам и глухим ключам. Оставив преследование лосей, Симов воспользовался этой охотничьей тропой и по ней вернулся к зимовью с богатой добычей. Дорогой он осмотрел с полсотни кулемок и капканов и вынул из них двух соболей.

Однажды, при очередном осмотре самоловов, Симов взял свежий след сохатого и проходил за ним весь день до темноты. Увлеченный преследованием, он пересек несколько падей, потерял ориентировку и заблудился среди беспорядочного нагромождения похожих друг на друга сопок.

Под Улурийским гольцом начинались истоки многих речек. Запутавшись среди многочисленных распадков, можно было незаметно уйти на десятки километров в сторону. В поисках выхода из этого лабиринта Симов пробродил дотемна. Ему следовало вернуться назад своим следом, но усталость и голод овладели охотником.

Небольшой запас продуктов кончился и подкрепиться было нечем. Оставалось одно: устраиваться на ночлег в лесу, застывшем от сорокаградусного мороза.

Едва передвигая ноги, он побрел отыскивать старую гарь, где можно было бы без топора набрать сухостоя для костра, и до полуночи кружил в призрачном лунном свете, по бесчисленным таежным сопкам. С трудом поднявшись на какой-то горный отрог, он увидел внизу далеко расстилающуюся долину. Впереди, на краю ее, мерцал огонек…

Симов тяжело опустился на снег. Растерев онемевшее лицо, он стал, до боли в глазах, всматриваться вдаль. Огонек мерцал звездочкой и манил к себе. До него, казалось, не больше трех километров.

Охотник почувствовал прилив силы, быстро поднялся и зашагал к неведомому очагу. Однако бодрости хватило ненадолго. В изнеможении Симов опустился на колодину. Огонек, казалось, светился все так же далеко. Непреодолимо клонило ко сну… Очнувшись, он закурил, растер лицо снегом и, шатаясь, побрел дальше, но через несколько шагов споткнулся и упал. Сил больше не было.

Обернувшись в сторону далекого костра, он крикнул. Собственный голос, раздавшийся среди снежной пустыни, показался слабым. Тогда он выстрелил три раза подряд и, повернувшись на спину, уставился в высокое небо безразличным взглядом. Лежать было удобно. По телу растекалась приятная истома. Мерцавшие над ним звезды внезапно расплылись и померкли. Нахлынул тяжелый сон.

…Очнулся Симов от резких толчков в плечо. Перед ним стоял Батыр и жарко дышал ему в лицо. Рядом на корточках сидел Рогов.

— Что случилось? — спросил он старика.

— Это тебя, паря, надо спросить. Ты где так исходился? Лицо не поморозил? Руки и ноги как? — волновался Прокоп Ильич, осматривая товарища. Симов собрался с мыслями и рассказал, что с ним произошло.

— Как же ты так? Ну можно ли в такой мороз без топора в тайгу ходить? Экий же безрассудный! Хорошо еще, что руки-ноги не обморозил. Если б не занесло тебя к моему табору — погиб бы… — говорил Рогов, помогая товарищу встать.

— Ну, вот еще, я сам, — возразил было Симов. Но, пройдя несколько шагов, он покачнулся. Ноги снова отказались идти.

На таборе Прокоп Ильич сготовил жирный чай. Он растопил в крышке походного котелка граммов сто внутреннего лосиного жира, а в кружке вскипятил воду и растворил в ней полчайной ложки «гуджиру» — самородной соды. В этот раствор влил растопленный жир и размешал его. Получилась эмульсия, напоминающая молоко, которую он вылил в котелок с горячим крепким чаем и поднес Симову. У таежных охотников этот напиток служит самым надежным средством для восстановления сил.

Через день, когда Симов окреп, он вернулся вместе с Роговым в зимовье. В избушке Прокоп Ильич разобрал котомку и достал четыре шкурки добытых им соболей. Их мягкий темный мех был с очень густой сероватой подпушью. При поперечном перегибе подпушь хорошо укладывалась на обе стороны, образуя ровный пробор. Одна из шкурок была необыкновенно пушистой, совсем темной, с редкой серебристой проседью на спинке. Шкурки были крупные, до сорока сантиметров длиной.

Шкурка соболя.

Сообразуясь с размером соболей, старик выстругал из дранок правилки и натянул на них шкурки мехом внутрь, так что ширина к длине относилась как 1 к 2. За обрядкой шкурок он рассказывал:

— За два дня добыл этих соболей, из-под собаки… Стрелял их, как белок, на деревьях. Видел еще пару, да больно светлые попались.

— Так ты на выбор? Только черных стреляешь? — осведомился Симов.

— А как же? — удивился Рогов. — Светлый две сотни стоит, а черный на тыщу рублей дороже…

— Ну и объяснил! — воскликнул Симов. — Да понимаешь ты, к чему все это приводит? Вот перебьем всех лучших, отборных соболей, а светлые останутся на племя. И будет так, что через несколько лет черных здесь днем с огнем не сыщешь…

— Сук рубишь, на котором сидишь, Прокоп! — вмешался в разговор Уваров.

— Больше того, — продолжал Симов, — урон приносишь государству. Вот на Урале тоже соболь есть, но шкуркой светлый он и, стало быть, много хуже. Чтобы улучшить уральских соболей, там черных баргузинских в тайгу выпускали.

— Все это так, — возразил Рогов. — Меня ты убедишь. А толку что? Другие все одно будут за дорогим ходить. Было б платили за соболя в среднем сот пять, тогда бы за черными никто и не гонялся.

— Со временем к тому и подойдут, — подтвердил Симов. — Охотничьи хозяйства создадут. Применят разные живоловушки и будут светлых соболей отбирать на шкурку, а черных выпускать назад в тайгу. В следующем году и мы этим займемся…

Услышав об этом, Уваров оживился и стал подробно расспрашивать о новых западнях. От Симова узнал он, что в переносных металлических живоловушках соболь ожесточенно бьется, ломает зубы и, измотавшись, замерзает. Поэтому ловить придется срубом, в котором по углам устраивают теплые каморки.