Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 5

Джерри вступил в разговор:

— Эта точка зрения нова для меня. Я никогда не рассматривал ненависть с таких позиций. В сущности, люди, которые воюют, особой ненависти ни к кому конкретно не испытывают. Мне кажется, ненависть является прерогативой тех, кто не на фронте.

— Нет,— запротестовала Кэрри.— Отсутствие ненависти — просто героическая поза военных. Причем до тех пор, пока жестокость врага не коснется их непосредственно. Я уверена, что сердце каждого запылает, когда доведется узнать, что японцы отрубают головы безоружным военнопленным. Это уже происходило здесь. Я ручаюсь, что те голландцы, которые воюют в партизанских отрядах, именно тогда и научились ненавидеть. И кроме того, я не считаю себя невоюющей женщиной.

Джерри улыбнулся.

— Простите меня, Кэрри. Это замечание не относилось к вам. Вы с нами, вы — одна из нас, а мы воюем.

Кэрри улыбнулась ему в ответ, успокаиваясь. И в этот миг в ее глазах сияла вовсе не ненависть.

Короткое восклицание Шримпа прервало диспут. Все обернулись и увидели, что Тарзан вынимает жаркое из импровизированной печи.

— Идите сюда,— позвал Шримп.— Мне до смерти хочется попробовать. Аромат прямо-таки небесный...

К общему удивлению горб носорога оказался сочным, нежным и чрезвычайно вкусным.

Пока все ели, пара глаз наблюдала за ними из-за кустов, растущих у края обрыва по другую сторону реки. Спустя некоторое время обладатель этих глаз снова скрылся в лесу.

Ночью дикие собаки дрались над тушами убитых Тарзаном животных. Драка длилась до тех пор, пока появившийся тигр не прогнал их с пиршества. Собаки, образовали ворчащий круг, их глаза мрачно блестели. Они дожидались, пока полосатый хозяин джунглей насытится и удалится.

Каждая война создает новые слова. Вторая мировая не была исключением. Вероятно, наиболее известное слово, порожденное ею,— это «квислинг» — нарицательное имя предателя. Войны придают и ранее существовавшим словам новое значение. «Коллаборационист» раньше не было бранным словом, скорее несло в себе позитивное значение,— «сотрудник». Но после войны положительный смысл этим словом был навсегда утрачен: сомневаюсь, что кому-нибудь захочется называться коллаборационистом.

Коллаборационисты были в каждой стране, где побывали оккупанты. Были они и на Суматре. Таковым был Амат — жалкое создание, низко кланявшееся каждому японскому солдату, заискивавшее перед ним. Это был шакал в обличье человека. Он подъедал остатки со стола самонадеянных оккупантов, награждавших его затрещинами, если он уж слишком путался под ногами.

Когда Амат увидел пятерых белых людей, остановившихся в долине у берега реки, он в возбуждении облизнул свои толстые губы, как бы в ожидании угощения, и поспешил по горной тропе к своей деревне, где был временно расквартирован отряд японских солдат. У него были две причины, чтобы торопиться: он спешил передать информацию врагу и хотел засветло добраться до своего дома, пока его величество полосатый не вышел на свою ночную охоту.

Амат находился еще в паре миль от деревни, когда начали спускаться короткие экваториальные сумерки. Тут и оправдались его худшие опасения — страшная морда хозяина джунглей возникла, словно призрак, прямо перед ним. Тигр не оставил ни малейшего сомнения в своих намерениях — он сразу же ринулся на Амата. Тот отчаянно завизжал и бросился к ближайшему дереву. Со всей доступной ему скоростью он полез по стволу вверх. Тигр прыгнул за ним, но промахнулся. Амат лез все выше, обливаясь холодным потом и задыхаясь. Он замер на самой вершине, дрожа и всхлипывая.

Там мы его и оставим, скорчившегося, умирающего от смертного страха, до самого утра.

— Черт подери! Ну и страна! — ворчал Шримп, когда они с трудом поднимались по крутой тропинке на рассвете следующего дня.— Это просто черт знает что такое — если не ползешь вниз, в яму, то обязательно карабкаешься вверх по сумасшедшей крутизне.

— Посмотри лучше, какой вид вокруг! — отечески журил Шримпа Бубнович.— Неужели ты одичал до такой степени, что твои глаза разучились воспринимать красоту?

— У моих ног нету глаз, они ничего уже кроме усталости не воспринимают,— огрызнулся Шримп.

Но все когда-то кончается. Кончился и утомительный путь. Наши друзья достигли края обрыва. Тарзан осмотрел тропу:

— Здесь недавно проходил туземец. Вероятно, вчера поздно вечером. Он легко мог увидеть нас — несколько минут стоял как раз здесь, а отсюда прекрасно видна наша стоянка, и мы вдобавок жгли костер.

Пока маленький отряд продолжал путь по тропе в направлении леса, Амат, задыхаясь от быстрой ходьбы, добрался наконец до деревни. Он был так возбужден от желания поскорее выложить японскому офицеру свою драгоценную новость, что забыл впопыхах поклониться солдату, и тот чуть было не проткнул его штыком, но удовольствовался внушительной затрещиной.

Найдя наконец лейтенанта Кумайро Тада и не забыв на сей раз низко поклониться, Амат отбарабанил отчет о том, что он видел. Тада, не понимавший ни слова на местном наречии и будучи особенно не в духе по утрам, пнул Амата ногой в пах. Амат вскрикнул, схватился за ушибленное место и покатился по земле. Тада вытащил свой меч — ему давно хотелось отрубить им кому-нибудь голову, и он был склонен проделать это перед завтраком.

Случившийся рядом сержант, который понимал туземную речь, сделал шаг вперед, отдал честь и поклонился. Шепелявя, он сказал господину офицеру, что туземец рассказывает, будто видел отряд белых, и именно это пытается сообщить уважаемому господину лейтенанту.

Пройдя около двух миль по лесной тропе, Тарзан остановился и тщательно обследовал окрестности.

— Здесь,— объяснил он своим спутникам,— наш туземный приятель залез на дерево, спасаясь от тигра. Он оставался на этом дереве всю ночь и слез с него недавно, вероятно, как только рассвело. Вы сами можете увидеть — следы зверя затерты следами этого парня. Вот он наследил прошлой ночью, вот пришел тигр — а здесь туземец спрыгнул на землю и продолжил свой путь.

Отряд двинулся дальше, и вскоре тропинка, по которой они шли, раздвоилась. Тарзан вновь остановился и показал, каким путем пошел туземец. А на другом ответвлении он заметил доказательства того, что по этой дороге прошагало несколько человек, возможно, несколько дней назад.

— Это не туземцы,— сказал он.— Но и не японцы. Отпечатки очень большие, такие следы оставляют рослые люди. Джерри и все остальные, исследуйте тропу, по которой прошел туземец, а я пойду по этим следам. Может быть, парни, оставившие их, окажутся голландскими партизанами. Если это так, то они могут оказаться чрезвычайно полезными для нас. Только не спешите слишком — и я вскоре вас догоню.