Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 4

Дойдя до центра города, колонна свернула на широкую улицу и подошла к большому зданию. Фасад здания был полукруглой формы и облицован полированными гранитными плитами. Выдающиеся вперед колонны из того же гранита поднимались в высоту на сорок-шестьдесят футов, не меньше. Они поддерживали галерею, тянущуюся вокруг странного здания. Галерея была лишена крыши, и Тарзан подумал, что архитектурой это здание напоминает римский Колизей.

Голова процессии нырнула меж колонн в проход под низкой аркой. Пленников повели по лабиринтам коридоров и путанице лестниц с пологими гранитными ступенями. Весь путь проходил в полумраке, внутренность здания почти лишена была света, лучи солнца просвечивали лишь сквозь кое-где пробитые в каменной толще узкие щели. Наконец путь оборвался в коридоре, прорезанном несколькими узкими дверями. Пленников по четверо вталкивали за каждую такую дверь. За той дверью, куда попал Тарзан вместе с Дудендой и еще двумя вагого, оказалась довольно тесная камера. Единственное окошко, пробитое в гранитной стене, было забрано решеткой и находилось высоко под потолком. Из него просачивалось немного света и чистого воздуха, чуть освежавшего затхлую сырость тюремного помещения. Тяжелая дверь закрылась, лязгнув засовом.

Пленники оказались надежно заточенными в каземате. Оставалось только гадать, какая их ждет судьба.

Маллиус Лепус вывел фон Харбена из комнаты в сторожевой башне, предоставленной начальнику городской стражи островного поселка Каструм Маре, и направился с ним к выходу из бастиона в город. По пути центурион кликнул солдата и велел привести сюда негра по имени Габула, содерлсащегося в тюрьме.

— Ты теперь мой гость, Эрих фон Харбен,— заявил Маллиус Лепус,— и я думаю, дядя Септимус будет вне себя от радости, когда увидит, кого я к нему привел. Дядя обожает всяческие новости, а такой рассказчик, как ты, для любопытного старика — просто клад. Он уже исчерпал все возможности для пополнения знаний, что предоставляет Каструм Маре. У него в гостях побывал даже вождь одного из негритянских племен, обитающих в западных лесах. А однажды он созвал местную аристократию, чтобы продемонстрировать им большую обезьяну, специально пойманную для него в джунглях предгорий.

А уж как поразит воображение старика и его друзей знакомство с германским варваром! Да еще наверняка вождем варварского племени — ведь я не ошибаюсь, мой добрый фон Харбен? У себя на родине ты наверняка принадлежишь к местной знати.

Фон Харбен раскрыл рот, собираясь ответить, но Маллиус Лепус нетерпеливым жестом остановил его.

— Не важно! Если я и ошибаюсь,— пылко заявил Лепус,— это вовсе неважно. Дядюшке и его гостям ты будешь представлен как вождь. И если я не узнаю, кто ты на самом деле, я и не буду повинен во лжи. Так что не говори мне ничего, опровергающего мою версию.

Фон Харбен только улыбнулся тому, что человеческая порода всегда и во все времена одинаково подвержена тщеславию.

— Вот и твой раб,— указал Маллиус Лепус, кивая на приближающегося Габулу в сопровождении солдата.— В доме Септимуса к твоим услугам будут и другие рабы, сколько пожелаешь, но ты, наверное, привык к обществу своего слуги и удобнее всего тебе будет пользоваться его помощью.

— Я благодарю тебя, Маллиус Лепус, за то, что ты вернул мне моего Габулу,—поблагодарил фон Харбен.— Я бы и впредь хотел больше не разлучаться с ним.

Маллиус Лепус повел гостя во внутренний двор, где под длинным невысоким навесом стояли носилки. Восемь рабов подхватили их и подбежали к белым людям.

— Скажи мне, германец,— спросил римлянин,— ты ведь недавно посетил метрополию?

— Да,— ответил Эрих, садясь в носилки,— а что тебя интересует?

— Мы, конечно, провинциалы,— продолжал Лепус,— но от моды отставать не хочется. Скажи, сильно отличаются по форме паланкины, которыми пользуется знать в Риме, от тех, что ты видишь здесь?

Эрих усмехнулся, не зная, с чего начать объяснения. Ведь простодушный житель затерянного островка давно исчезнувшей с лица земли могущественной империи и представить себе не мог, какие перемены в модах и способах передвижения принесли прошедшие века.

— Ну, конечно,— не унимался Лепус,— форма носилок больших изменений претерпеть не могла, она слишком функциональна, но вот отделка...

— Маллиус, со времен посещения Рима Сангвинариусом пролетели почти два тысячелетия. Перемены коснулись многого. Даже расскажи я тебе о незначительной части, ты сочтешь меня за умалишенного. Что касается носилок, то они вообще вышли из употребления. Люди придумали много новых способов перемещаться в пространстве.

— Да что ты говоришь! Я и в самом деле не могу поверить, чтобы патриции с берегов Тибра отказались от носилок.

— Их носилки разъезжают по Риму на колесах,— сказал фон Харбен.

— Это же пытка — громадные деревянные колеса немилосердно подпрыгивают на ухабах — ведь булыжные мостовые такие неровные! Нет, Эрих фон Харбен, ты что-то путаешь. Твой рассказ невероятен.

— Булыжные мостовые сохранились на сегодняшний день только в самых глухих местах, да и то они более-менее ровные. Дороги залиты гладким покрытием, а носилки современных граждан бегают по ним с большой скоростью на надувных колесах. Нигде уже не увидишь колесниц, о которых ты подумал.

Офицер отдал приказание рабам прибавить шагу. Те пустились бегом.

— Уверяю тебя, Эрих фон Харбен, во всем Риме не найдется рабов-носилыциков, равных моим. Они способны развивать большую скорость,— заявил Маллиус Лепус, раскачиваясь на сиденье.

— Ну, как ты думаешь, какова скорость, с которой мы движемся? — спросил Эрих.

— Более восьми тысяч шагов в час,— с гордостью ответил римлянин.

— Наши носилки, которые мы, кстати, называем автомобилями, бегают раз в пятьсот быстрее.

— Ты будешь иметь огромный успех в обществе, собирающемся за трапезой у моего дядюшки Септимуса,— усмехнулся Маллиус Лепус, не поверивший ни единому слову Фон Харбена.— Да поразит меня Юпитер, они сочтут тебя настоящим открытием. Ты расскажи им только, что ваши носилки бегают со скоростью в пятьдесят тысяч шагов в час, и они станут шумно приветствовать тебя, как величайшего комика и самого дерзкого лжеца, которого когда-либо видели в Каструм Маре.

Фон Харбен от души расхохотался.

— Но, друг мой, я ведь вовсе не говорил, что рабы бегают с носилками, делая пятьдесят тысяч шагов в час,— напомнил он Маллиусу Лепусу.

— Ты же уверял, что носилки разъезжают с такой скоростью по Риму. Каким же образом они движутся, если их не таскают рабы? Может, в них впрягают лошадей? Но где найдется такая лошадь, что способна пробежать пятьдесят тысяч шагов в час?