Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 4

— Носилки двигают и не лошади, и не люди.

Офицер откинулся на мягкие подушки, изнемогая от смеха.

— Тогда, я полагаю, они летают, как птицы! Клянусь волчицей, ты должен рассказать это Септимусу. Обещаю, он полюбит тебя.

Рабы несли их по дороге, обсаженной старыми деревьями по обеим сторонам. Булыжной мостовой здесь не было, плотно утрамбованная земля пылила под ногами носильщиков. Вдоль дороги то и дело попадались жилые строения, огороженные высокими заборами от досужих взоров. Каждый дом представал перед путешественниками гладким фасадом с закругленной сверху аркой, венчающей вход, закрытый тяжелыми дубовыми воротами. За массивной стеной угадывался зеленый внутренний дворик, а за подслеповатыми, закрытыми тяжелыми ставнями окошками явно находились просторные жилые покои.

— Кто живет в этих домах? — поинтересовался фон Харбен у римлянина.

— Патриции,— был ответ.

— Дома укреплены так, что можно догадаться — эти тяжелые ворота и массивные стены служат защитой от преступников...

— Нет, напротив, у нас в Каструм Маре спокойные нравы и преступников мало. Виллы укреплены на случай восстания рабов или нашествия варваров,— объяснил Маллиус Лепус.— За время существования города такое случалось несколько раз, поэтому аристократы строят свои дома наподобие крепостей, где можно спрятаться и защититься от беды. Возможно, что восстание черни или нашествие варваров повторится. Тогда крепкие стены и тяжелые ворота спасут их хозяев. А пока царит спокойствие, ворота даже по ночам не запираются на ключ, потому что в городе нет преступников, способных серьезно угрожать жизни и имуществу наших граждан.

Если один человек причинит другому зло, он с полным основанием может ожидать убийц в своем доме. Но если твоя совесть чиста — можешь жить спокойно, без опасения быть убитым.

— Как же это — город и без преступников? Не укладывается в голове,— усомнился фон Харбен.— Разве такое возможно?

— Очень даже, мой друг,— ответил Маллиус Лепус.— Когда Кассиус Аста восстал против существовавшей власти и основал в 936 году Каструм Маре, он поклялся, что в нем не будет ни одного преступника. В то время в Кастра Сангвинариусе никто из граждан не мог чувствовать себя в безопасности даже в своем доме. Жители не осмеливались выходить в сумерках без вооруженной охраны.

Кассиус Аста стал первым императором Каструм Маре, который обнародовал такое законодательство, что преступникам стало неповадно заниматься своими черными делишками — воров, грабителей, убийц ждала смерть на арене за самый мелкий грешок. Кроме того, Закон Кассиуса Асты коснулся не только самих преступников, но и членов их семей. Так что в живых не осталось никого, кто бы перенял злые наклонности или же освоил в семье разбойное ремесло.

Многим кажется, что Кассиус Аста был жестоким тираном, и много невинных людей по ложному навету сложили головы, но время показало, что законы его были мудрыми и, конечно же, отсутствие преступности в Каструм Маре объясняется тем, что уложение этого императора помешало рождению новых преступников взамен казненных. И сейчас у нас так редко случаются грабежи и бесцельные убийства, что это считается из ряда вон выходящим событием. Преступника быстро ловят, и весь город собирается посмотреть на его смерть. По этому случаю день уничтожения преступника и его семьи объявляется в Каструм Маре свободным от дел днем.

Виллы по бокам дороги становились все роскошнее. Носильщики остановились перед изукрашенной причудливой резьбой полированной дубовой дверью одного из особняков. Лепус и Эрих сошли с носилок. Один из рабов по приказу Лепуса распахнул тяжелые створки.

Фон Харбен последовал за своим новым другом через коридор, ведущий во внутренний дворик, и оба очутились в тенистом, прекрасно ухоженном саду, где под деревом за низким столиком восседал и что-то писал пожилой мужчина, облаченный в белоснежную тогу.

Фон Харбен затрепетал в возбуждении, видя античную чернильницу, тростниковое перо и свиток пергамента, которым человек за столиком пользовался с непринужденной естественностью. Словно и не исчезали с прошедшими тысячелетиями эти предметы, а применялись всегда в повседневной жизни.

— Приветствую тебя, дядюшка! — крикнул Лепус. Пожилой человек оторвался от работы и повернул к вошедшим свое широкое, изборожденное морщинами бритое лицо.

— Я привел к тебе гостя,— продолжал Лепус,— человека, подобного этому юноше, никогда не было в наших краях. Это Эрих фон Харбен, он германец. Он рассказывает обо всяких диковинных чудесах, виденных им в Риме. Он вождь одного из германских племен. Позволь представить тебе моего дядюшку Септимуса,— обратился Лепус к Эриху.

Септимус встал, приветствуя фон Харбена. Правда, гордый патриций, стремясь не уронить свое достоинство, держался весьма сдержанно с представителем варварского племени. Варвар, даже если он знатен и среди своих является гостем, не мог рассчитывать на равенство в доме богатого римского аристократа.

Лепус вкратце изложил события, приведшие к встрече с фон Харбеном. Хозяин любезно, но сдержанно предложил молодому варвару быть его гостем. Затем дядюшка кликнул рабов и те сопроводили Лепуса и Эриха в предоставленные в их распоряжение апартаменты, где Эриху была дана новая одежда и приготовлено все для умывания и бритья.

Спустя час Эрих, свежевыбритый и переодетый в тунику и тогу, вошел в покой, смежный с тем, что он занимал. Там его поджидал тоже освеженный и принарядившийся Лепус.

— Идем вниз. Ты ступай первым, мне еще надо поправить кое-что в моем костюме.

Эрих прошел по дому, направляясь к выходу в сад. Его поразила смесь стилей в архитектуре и убранстве комнат. Влияние Африки чувствовалось во всем. Правда, центральное здание было крыто черепицей, искусно уложенной замысловатым узором, но оба крыла имели тростниковые крыши, а в саду находилось летнее бунгало, представляющее собой точь-в-точь хижину племени Ваго-го. Те же неоштукатуренные тростниковые стены, конусообразный верх. И мебель в доме была покрыта искусной резьбой, в которой очевидны были африканские мотивы.

Септимуса в саду не было. Эрих фон Харбен воспользовался одиночеством, чтобы побродить по усыпанным гравием дорожкам, среди благоухающих цветущих кустов и нарядно подстриженных деревьев. Деревья в основном были очень старыми и, как понял Эрих, весьма редких для здешних мест пород.

Ум, глаза и воображение юноши были захвачены всем окружающим так, что сердце его билось учащенно, пока он исследовал сад, двигаясь по извилистой дорожке, вдоль куртины, полной цветов. Он был настолько поглощен увиденным, что не сразу заметил женщину, с которой чуть не столкнулся нос к носу.