Эдгар Берроуз - ТАРЗАН. Том 4

Она тоже была удивлена и смущена встречей. Об этом свидетельствовал растерянный взгляд и яркий румянец, заливший ее щеки. Молодая незнакомка широко раскрытыми глазами уставилась на юношу.

Фон Харбен подумал, что более красивого лица он не 1 встречал нигде — ни в Европе, ни в Америке, а тем более в Африке.

Девушка первой нарушила молчание.

— Кто ты? — спросила она тихим голосом, почти шепотом.

— Я иностранец,— ответил фон Харбен.— Извини меня за то, что я нарушил твое одиночество. Я не хотел мешать тебе отдыхать, просто думал, что в саду никого нет.

— Кто же ты? — повторила девушка свой вопрос,— я нигде не встречала никого похожего на тебя.

— И я никогда не встречал девушки, похожей на тебя,— улыбнулся фон Харбен.— Может, я сплю и мне снится чудесный сон? Ведь такая красота не может существовать в мире реальных вещей. Это просто невероятно.

Девушка покраснела еще гуще.

— Ты не из Каструм Маре, это ясно,— сказала она холодным тоном. Личико ее утратило смущенное выражение, и подбородок надменно вздернулся.

— Неужели я тебя обидел? — всполошился фон Харбен.— Приношу свои глубочайшие извинения. Я не хотел оскорбить тебя ничем, но ты появилась передо мной так неожиданно, а лицо твое так прекрасно, что у меня дух захватило.

— Ты считаешь, что ведешь себя учтиво? — лукаво улыбнулась незнакомка.— Ты произносишь странные речи, а глаза твои веселы.

— Ты простила меня? — спросил фон Харбен.

— Ты должен сперва сказать мне, кто ты такой и почему находишься здесь. И только тогда я смогу ответить на твои вопросы. Ибо вдруг окажется, что ты варвар или враг...

Фон Харбен рассмеялся.

— Маллиус Лепус, который пригласил меня в дом своего дядюшки, утверждает, что я варвар, но даже если это и так, я все-таки гость патриция Септимуса.

— Это меня не удивляет,— девушка дернула плечиком.— Мой отец славится своим гостеприимством.

— Ты дочь Септимуса?

— Да, но ты еще не рассказал ничего о себе...

— Меня зовут Эрих фон Харбен, я родом из Германии,— ответил юноша.

— Германия! — воскликнула девушка.— Цезарь много писал о Германии, и Сангвинариус тоже. Кажется, это очень далекая северная страна...

— Никогда мне она не казалась столь далекой, как сейчас,— серьезно сказал Эрих фон Харбен.— Но все же расстояние в пятьдесят тысяч километров — ничто по сравнению с тысячелетиями, что пролегли между нами.

Девушка нахмурила тонкие шелковистые брови:

— Не понимаю тебя...

— Да, разумеется,— кивнул фон Харбен.— Я не могу поставить тебе этого в вину — я сам сопротивляюсь пониманию происходящего...

— Ты, конечно, вождь племени? — спросила красавица.

Фон Харбен не стал отрицать и разуверять девушку в ее догадках и предположениях. Из поведения старого патриция он извлек урок, что в Каструм Маре сильны сословные предрассудки. Варвара уважали там меньше, чем меньше был венчавший его титул. Фон Харбен гордился народом, к которому принадлежал, но он понимал — разницу между варварскими племенами германцев времен Цезаря и их потомками, просвещеннейшими людьми двадцатого века, никогда не оценят выпавшие из реки времени жители Затерянной империи. Даже убедить этих людей, что с тех пор, на которых остановилась их история, в остальном мире произошли глубокие перемены, было делом почти невозможным. А кроме того, ему не хотелось, чтобы в прекрасных глазах девушки, стоящей перед ним, пропал огонек интереса и сменился презрительным равнодушием к человеку, стоящему неизмеримо ниже на ступенях социальной лестницы. Фон Харбен был пленен прелестным лицом и грациозной фигурой дочери Септимуса, патрицианки, принадлежащей далекой эпохе.

— Как же тебя зовут? — спросил он.

— Фавания,— ответила девушка.

— Фавания,— повторил про себя фон Харбен.— Имя это, такое необычное для человека его эпохи, звучало музыкой.— Фавания!

— Что? — вопросительно вскинула на юношу глаза обладательница музыкального имени.

— Как прекрасно звучит,— сказал Эрих,— никогда раньше не встречал девушку, которую бы так звали.

— Тебе нравится, правда?

— Очень, на самом деле.

Девушка вновь свела к переносице свои чудесные брови. Лоб ее, белый и выпуклый, который явно скрывал за собой недюжинный ум, прорезала вертикальная морщинка. Лишь глаза хранили теплое выражение, опровергая суровость гримаски. Девушка явно была незаурядной натурой. В ее поведении не было ни капли жеманства и фальши, так свойственных недалеким представительницам прекрасного пола во все эпохи. Наоборот, в манере изъясняться и гордой осанке дышали живой ум и твердый неординарный характер.

— Я рада,— сказала она,— что тебе пришлось по нраву мое имя. Но я не знаю, почему это меня так обрадовало. Ты сказал, что ты варвар, но у тебя внешность и манеры патриция, несмотря даже на дерзость твоего поведения по отношению к молодой женщине, которую ты раньше не знал. Я приписываю этот промах твоему варварскому воспитанию и прощаю тебя.

— Оказывается, быть варваром не так уж плохо, в пом есть свои преимущества,— пошутил фон Харбен.— Может быть, ты снова простишь меня, потому что я не могу удержаться чтобы не сказать тебе, что ты — самая красивая девушка, которую я когда-либо видел. Кроме того, ты наверняка единственная, кого я... кого я мог бы,— тут Эрих заколебался, поняв, что зашел слишком далеко в своих откровениях.

— Мог бы... что?

— Даже варвар не должен говорить того девушке, что я хочу сказать той, которую знаю всего лишь пять минут...

— Кто бы ты ни был, ты проявляешь недюжинную прыть,— произнес саркастическим тоном голос за спиной фон Харбена.

Девушка удивленно подняла глаза, а фон Харбен резко повернулся. Оба они, и он, и девушка, увлекшись беседой, не заметили рядом с собой присутствия третьего человека. Невысокий черноволосый юноша со слащавыми чертами лица и жеманными манерами откровенно смеялся, опираясь одной рукой на рукоять меча, висевшего у него на боку. В другой он двумя пальцами сжимал стебелек сорванного цветка, время от времени поднося его к носу. Глаза юноши с явной насмешкой уставились на фон Харбена.

— Кто же твой новый друг? — спросил жеманный юноша у Фавании.

— Эрих фон Харбен, гость Септимуса,— гордо,задрав подбородок, ответила девушка. Повернувшись к фон Харбену, она не без колебания представила ему незнакомца.

— Это Сульфус Фупус, который пользуется гостеприимством Септимуса столь часто, что уже чувствует себя вправе критиковать других гостей.

Фупус побагровел.

— Никогда не угадаешь,— оправдывался он,— когда следует воздать почести гостю Септимуса, а когда над ним нужно пошутить. Прошу прощения, я не хотел ставить вас в смешное положение. Но поймите и вы меня — последний гость уважаемого Септимуса, как я хорошо помню, был обезьяной, а до нее наше общество почтил своим присутствием негритянский варварский царек. Такой, знаете ли, весь в перьях. Гостей в этом доме обожают, и, я думаю, фон Харбен займет достойное место в ряду вышеперечисленных персон.