Эсмира Исмаилова - На берегах Босфора [Стамбул в рецептах, историях и криках чаек] [litres]

Район Пера невозможно не любить. Туристы, прозябающие в очередях к отполированным достопримечательностям, лишены невероятного ощущения, которое дарит именно это место.

Пера открывает настоящий Стамбул, захватывающий и покоряющий, загадочный и великолепный.

Хотя места эти начали заселять много тысяч лет назад, сегодня они поражают модерновым шармом начала ХХ века. Округ Пера, когда-то переданный султаном в управление венецианцам, сегодня почти утратил свой средневековый облик. И если бы не старейшая Галата (XIV век), работающая до сих пор Императорская школа (XV век), великолепный дворец семейства Гритти и множество роскошных домов европейской знати минувших столетий, я бы никогда не определила столь зрелый возраст этого места, так легко растворившийся в изысканных фасадах построек начала ХХ века.

Пропитанные элегантностью улицы хранят верность дорогим экипажам и меховым манто, шелковым подолам полупрозрачных платьев и лайковым подошвам лишь единожды надевавшихся туфель. Здесь франтил высший свет, съезжавшийся в поисках пресловутого стамбульского кейфа – дерзкого и пьянящего.

Чугунные остовы высоких фонарей, увитых коваными лилиями, до сих пор освещают мостовые дрожащим светом, будто внутри них не электрические лампочки, а газовые фитили. Пороги старых отелей, протертые до седой древесины, все еще ожидают скрипучих лакированных мужских туфель и атласных ботиночек на миниатюрной ножке. Портьеры в таких заведениях пыльно-сиреневых тонов, чтобы лучше сочетаться с декадентскими нарядами апатичных дам, так легко приходящих в восторг от игры в бридж и на фортепьяно. Весь этот мир, сомкнутый стройными рядами великолепных зданий, преданно ожидает возрождения славных времен, когда из окон звучал шуршащий фокстрот из деккавского [71] Decca – торговая марка первых в мире портативных граммофонов английской компании «Barnett Samuel and Sons». патефона и влюбленные пары скользили по натертому паркету.

Фойе отеля «Пера Палас» поражает своей изысканной винтажностью. Я чувствую себя в антикварном салоне, провожу рукой по темному дереву стойки, за которой улыбчивый администратор готов рассыпаться в выгодных предложениях. Хрустальные люстры, витражи, кожаная мебель… Эта очаровательная старомодность ужасно идет некоторым зданиям, и «Пера Палас» не исключение.

Легкий запах турецкого кофе, смешанный с пыльцой воздушного лукума, оставляет пудровое послевкусие на губах, и я решаюсь остаться здесь ненадолго,

а заодно и прояснить несколько вопросов. Расслабленные постояльцы нежатся в уютных креслах, наслаждаясь едва уловимыми переливами «Турецкого марша». Сгорбленный пианист безразлично нажимает на клавиши, напоминая тапера времен братьев Люмьер. Он слишком спокойно держится в этом шумном мире дорогих чемоданов и капризных гостей, отчего кажется, что этот человек состарился именно здесь, под звуки собственного монотонного бренчания. Его белоснежный хохолок подергивается на крещендо – и я понимаю, что третья часть сонаты «Rondo alla turca» [72] «Рондо в турецком стиле» – фортепианная соната № 11 Вольфганга Моцарта. близится к завершению, и подсаживаюсь поближе.

– Вы тоже играете? – спрашивает он, замечая мою показную заинтересованность.

– Немного… Но не на публике. Вы давно играете здесь?

– О! Можно сказать, с детства. Мой отец устроился швейцаром сразу после Второй мировой и изредка приводил меня сюда ребенком. Этот рояль стоял на этом же месте и тогда. На нем я тихонько бренчал, пока никто не видел. А после обучился и стал захаживать вечерами. Зарплату не платили, но мне хватало даже чаевых. Они здесь были не такими уж и плохими… Вы, верно, знаете, кто здесь останавливался?

Я мысленно благодарю музыканта за его преклонный возраст, который делает людей такими разговорчивыми. Мне нравилось слушать спокойный рассказ старого пианиста – легкий, как и его музыка. Зеленые глаза, прятавшиеся под длинными серыми бровями, казались много моложе его самого, и я старалась смотреть только в них. Я представляла себе, что между нами не такой большой временной разрыв, и поэтому было не так неловко впутывать этого милого человека в мое скромное расследование.

– Вы не знаете, в каком номере на самом деле жила Агата Кристи?

Тапер усмехнулся, как будто этот вопрос задавали ему сегодня как минимум десять раз.

– Как не знать? Это все знают. – И он махнул рукой парню за стойкой. Тот мгновенно отреагировал и через пару секунд стоял, приставив ухо к малоподвижным старческим губам. – Покажи ей, – по-доброму сказал пианист. – Хочет дочка посмотреть этот номер. Почему не разрешить?

Молодой администратор оглядел меня с ног до головы, после чего, поджав губы, кивнул в сторону лестничного пролета. Я снова ощутила дребезжащие колокольчики внутри, предвещавшие очередное стамбульское приключение. В этом городе постоянно случалась магия, возникавшая при сочетании всего трех элементов: правильного места, правильного времени и огромного желания.

Ахмет, чье имя я прочитала на золоченой полоске на груди, вел себя строго и независимо. Было видно, что поручение старого пианиста его озадачило, однако по неизвестной мне причине он не мог или не хотел его ослушаться. Мы быстро миновали один пролет за другим, пока, наконец, не оказались у деревянной двери с табличкой «411».

Дверь скрипнула – и я едва сдерживала себя, чтобы не выдать восторг слишком глубоким вдохом или, что еще хуже, вскриком.

Чрезмерная эмоциональность, мешавшая мне всю жизнь, трепетала в груди, не давая сосредоточиться. Я не знала, сколько времени мне позволено находиться в этой обители, и поэтому старалась спешно рассмотреть детали, которые, как назло, расплывались перед глазами. Так, после десятиминутного изучения комнаты я едва могла сказать, что видела в ней. Ахмет недовольно поглядывал то на часы, то на меня и нервно стучал каблуком.

– Простите, что вынуждены быть здесь из-за меня… – я попыталась объяснить, что ему не за что волноваться. – Я обещала помочь одному другу. Он всю жизнь пытается разгадать тайну этой комнаты…

– Тайну с ключом, что ли? – оживился Ахмет на чистом английском: видимо, мой турецкий слегка напрягал его. Его осведомленность меня испугала и обрадовала одновременно.

– Так вы знаете про ключ?

– А кто же про него не знает? Здесь таких, как вы, много ходит…

– И что все они хотят? – было немного обидно из-за того, что меня сравнили с толпой неизвестных мне людей.

– Хотят того же, чего и вы, – разгадать тайну великой Агаты, которая на нашу голову жила в этом отеле. Все ищут ключ! Многие приходят уже с ним и начинают искать скважину, в которую его можно вставить. – И он засмеялся. Это действительно звучало нелепо. И еще более нелепо выглядела я, поверившая в историю обаятельного Шади. Я смотрела на прелестный вид, открывавшийся из окна просторного номера, и представляла, как на этом же месте стояла когда-то одна из талантливейших женщин и обдумывала замысловатые сюжеты своих детективов. Мне же в голову лезли глупости про крикливую чайку за окном, кривую крышу здания напротив и бойкого паренька, чистящего обувь прохожим на противоположной стороне улицы.