Дэвид Аттенборо - Путешествия на другую сторону света

Мы поехали прямо к Обири, потому что здесь, по словам Алана, были чрезвычайно впечатляющие рисунки. Он не преувеличивал. Скала состояла из горизонтальных слоев, и с западной стороны один массивный горизонтальный лист простирался на девять метров вперед, образуя большой потолок высотой около 15 метров над землей.

Стена в задней части этого природного открытого зала была покрыта великолепным фризом с красными рыбами баррамунди. Каждый из этих монстров был метр или полтора в длину. Головы рыб были наклонены вниз. Они были написаны в стиле рентгена, как и те, что мы видели в Нурланджи, но детали были еще более проработанными. Было показано все: позвоночник, плавниковые лучи на хвосте, доли печени, полосы мышц вдоль спины, пищевод и кишечник. Среди этих благородных рыб были змеиношеие черепахи, кенгуру, вараны, эму и геометрические узоры. Рисунки растянулись на 15 метров в ширину и два метра в высоту и покрывали стену в несколько слоев так густо, что головы и хвосты предыдущих изображений проступали из-под тех, которые были нарисованы позже. Мы с восторгом изучали пещеру и звали друг друга, найдя новую вариацию, другое животное или особенно великолепный образец.

Было уже поздно начинать съемки, потому что через час наступят сумерки, а мы еще не успели разбить лагерь. Хотя здесь не было воды, мы решили остаться на ночь у пещеры.

Это было идиллическое и великолепное место для лагеря — за нами была огромная скала, с одной стороны простиралась равнина, а с другой — буш. Если не считать отсутствия воды, была лишь одна проблема: свирепствующие мухи. Они устраивались повсюду черными ползучими роями — на наших лбах, руках, губах и глазах. Хотя они были вполне безобидны, ощущение их ног на коже было почти таким же раздражающим, как если бы они жалили нас. Той ночью я приготовил омлет, и, когда мы сидели у костра и ели, мухи так упорно садились на наши тарелки и липли к еде, что простые взмахи рукой не отгоняли их. Единственное, что нам оставалось, чтобы не глотать дюжину мух с каждым укусом, — сильно и непрерывно дуть на каждый кусок пищи, пока он не будет близко к губам, а затем быстро засовывать его в рот, прежде чем хоть одно ненавистное насекомое сможет снова на нем устроиться.

Мы собрали наши низкие походные кровати, поставили над каждой из них москитную сетку и с огромным облегчением заползли в них, защищенные, по крайней мере, от внимания мух. Я какое-то время читал при свете факела. Лежа там, я не мог видеть внешний мир, поскольку свет моего факела освещал москитную сетку и заставлял ее казаться непроницаемой. Я чувствовал себя так, как будто лежал в маленькой белой комнате. Затем я потушил свет, и белые стены тут же исчезли. Я посмотрел вверх на бесконечность и неземную красоту Млечного Пути. Впереди меня, на фоне блестящего неба виднелись очертания Обири-Рок. Даже сейчас было очень жарко, и я лежал на своем спальном мешке голым.

Я проснулся через некоторое время после полуночи. Темнота была наполнена звуками. Время от времени раздавались пронзительные крики. Я догадался, что это какая-то птица, но не узнал крик. Оттуда, где мы оставили свою провизию, доносилось шуршание. Какое-то маленькое существо — возможно, крыса — исследовало наши запасы. Дальше на участке панданов раздавалось еще более громкое шуршание, за которым последовал тяжелый удар.

«Послушай, — сказал Боб, — что это за шум?»

«Крылановые [19] Крылановые — семейство млекопитающих из отряда рукокрылых. Питаются в основном фруктами и поэтому в английском языке неофициально называются Fruit bats (фруктовые летучие мыши). , наверное», — обнадеживающе прошептал я в ответ. Не знаю, почему я говорил шепотом.

«Но это несколько громко для крылановых, разве нет?»

Снова раздалось продолжительное шуршание, за которым последовал глухой удар.

«Как рукокрылые могут так грохотать?»

«Это фрукты падают. Спи».

Но вопросы Боба породили у меня сомнения. Если это были не крылановые в панданах в 15 метрах от места, где мы спали, то что это было? Я понял, что не смогу заснуть, пока не узнаю. Я выбрался из-под москитной сетки и, обнаженный, с факелом в руках, босиком пошел к панданам. Когда я подошел, раздался громкий звук, и огромная тень мелькнула в зарослях и с грохотом умчалась в темноту. Это был буйвол.

На следующее утро мы ехали вдоль скал и искали рисунки. Там было так много горных выступов, и среди такого комплекса рухнувших валунов поначалу было сложно понять, где искать. Но постепенно мы стали узнавать те места, которые аборигены выбирали для своих работ, — выступ, каменный уголок, защищенный от дождя, пещеру, необычное скалистое образование вроде арки или монолита. Исследуя их, мы почти всегда обнаруживали, что они были украшены рисунками. Точнее всего на расположение рисунков указывали круглые углубления на поверхности плит или плоских валунов. Там художники подготавливали свои краски, растирая охру. Само существование этих углублений, создание которых в твердом кварците должно было занять много лет, было доказательством того, что эти места были выбраны не в качестве мимолетной прихоти, а имели такое значение для художников, что они посещали их год за годом, чтобы обновить рисунки или добавить новые.

Пока мы исследовали их, мы иногда мельком замечали маленьких черных скальных валлаби — миниатюрных кенгуру размером с терьеров, которые удирали от нас, с поразительной ловкостью запрыгивая на отвесные склоны.

Хотя мы исследовали множество скал далеко от нашего лагеря в Обири, самые интересные и эстетически прекрасные рисунки оказались в небольшом каменистом гроте напротив главной пещеры. Там был изображен ряд охотников. У каждой фигуры было одно или несколько копий. У некоторых, кроме того, были копьеметалки, опахала из гусиных перьев, корзины, подвешенные на плечи, или веревочные сумки на шее. В этих образах не было ничего стереотипного: у каждого была отличная поза, орудие и атрибуты в руках. Они были написаны в стиле, во многом отличающемся от великолепных рентгеновских изображений баррамунди. Тела охотников были просто обозначены одиночными линиями без деталей, выцарапанными белым цветом на покрытой красным поверхности скалы. В то время как рыбы размещались на стене без всякой системы и одна накладывалась на другую, эти фигуры образовывали сбалансированную прямоугольную композицию. Кроме того, изображения рыб и других животных были статичными и монументальными, а фигуры охотников выглядели живыми, схваченными на бегу. Вместе их образы создали захватывающую охотничью сцену погони.

Никто не знает, какое племя сделало эти рисунки. Аборигены, живущие сегодня в этом регионе, подчеркивают, что это были не они и не их отцы. Они объясняют, что рисунки были сделаны духами людей, мими , — и это их автопортреты. У мими, как можно увидеть по их рисункам, тела были тонкие, как тростник, и такие хрупкие, что они не могли выходить на воздух во время сильного ветра, боясь, что их тела сломаются и согнутся. Они охотятся и едят, готовят на костре и проводят корробори, совсем как аборигены. Их дом находится среди скалистых утесов, но никто никогда их не видит, потому что они очень стеснительны и обладают острым слухом. Когда они обнаруживают приближение человека, они просто дуют на поверхность камня, который по их команде раскалывается и позволяет им проскользнуть внутрь, а затем закрывается за ними.