Дэвид Аттенборо - Путешествия на другую сторону света

Мучительно медленно мы ползли на запад. Наконец над горизонтом появилось пятно холмов. Подойдя ближе, мы, к своему удивлению, увидели крошечную фигурку, сидящую в конце причала. Какой-то мужчина рыбачил спиной к нам. Пока мы шли рядом, я стоял на носу корабля и кричал ему, чтобы он поймал наш трос. Он не двигался. Я окликал его снова и снова; но он все равно никак не показывал, что слышит меня. Наконец мы задели носом сваи пристани. Я выпрыгнул и поднялся вверх по бревнам. Это было довольно болезненно, поскольку они были покрыты ракушками и устрицами. Чарльз бросил мне трос, и мы быстро пришвартовались. Вместе мы подошли к человеку, который все это время невозмутимо продолжал рыбачить. Мне было трудно поверить, что кто-то в таком уединенном месте, как это, не будет стремиться увидеть новое лицо или поговорить с другим человеком. Это был маленький дряхлый мужчина, голый, если не считать рваных шорт и потертой соломенной шляпы.

«Добрый день», — сказал я.

«Добрый день», — ответил он.

Разговор не клеился. По какой-то неясной причине я почувствовал, что ответственность за его продолжение лежит на мне. Я объяснил, кто мы такие, откуда приехали и почему оказались здесь. Старик безразлично слушал, хлопая глазами за парой очков в металлической оправе. Когда я наконец-то закончил, он свернул удочку, неуклюже поднялся на ноги, задумчиво посмотрел на меня и сказал: «Мое имя Мак».

После этого он повернулся и медленно ушел вниз по длинному причалу, шлепая своими голыми мозолистыми ногами по горячим, выгоревшим на солнце доскам.

Мы застряли на Портленд-Роудс на несколько дней. На самом деле Мак работал здесь, как нам удалось выяснить. Он получал небольшую зарплату от какого-то органа управления за то, чтобы постоянно быть под рукой на причале и ловить тросы пристающих к нему судов. Должно быть, за многие месяцы мы были его единственными клиентами.

Взлетно-посадочная полоса американцев должна была быть очищена от кустов, чтобы служить аварийной посадочной площадкой. Так что у Мака была еще одна обязанность: забирать тяжелые баки с авиационным топливом, которые выгружали на пристань раз в шесть месяцев, и сваливать их на взлетно-посадочной полосе. Для этого он пользовался грузовиком. Это была удивительная машина. Мак годами управлял ей как первоклассный пилот. Двигатель, по его словам, был практически идеальным. На самом деле единственным его недостатком был радиатор, который подтекал. Мак с обиженным видом объяснил, что использовал все разумные средства; он замазал его спереди и сзади цементом и много раз выливал туда большое количество каши, но радиатор все равно продолжал капать. Он считал, что это было умышленное упрямство. Однако Мак признавал, что автомобиль немного постарел. Вместо крыльев у него были разглаженные банки из-под керосина, а доски кузова, которых осталось немного, были закреплены кусками веревки. Еще более серьезной проблемой было то, что главная рама машины треснула, и передняя половина была очень непрочно прикреплена к задней. Езда в кабине была, таким образом, довольно страшным делом: когда передние колеса ударялись о колдобину, ваши колени толкались о грудь, а когда колеса попадали под откос, настил пола, казалось, внезапно уходил у вас из-под ног.

Отправив в Кэрнс радиосообщение с просьбой о запасных деталях для катера, нам не оставалось ничего другого, кроме как ждать, и мы занимались тем, что отдирали устриц от свай причала. Эти устрицы в сыром или жареном виде были самыми вкусными из всех, что я когда-то пробовал.

Мак жил на холме над берегом в развалюхе из ржавого кровельного железа, которая была почти полностью завалена горой пустых пивных банок и разбитых бутылок. Когда он не был на пристани с удочкой в руках, он проводил большую часть времени возле этой лачуги, и просто сидел. Однажды вечером я поднялся и присоединился к нему. Во время вспышки необычной болтливости он рассказал мне, что впервые привело его сюда. Он приехал искать золото. Многие другие мужчины искали его в этом районе до и после него. Некоторые нашли хорошие месторождения. Но не Мак.

«Нашел несколько крупинок, — сказал он прозаическим тоном, — но их всегда было недостаточно, чтобы дело стало доходным».

Он одной рукой скрутил себе сигарету. «Через пару лет я перестал беспокоиться о том, чтобы продолжать поиск. Там еще много, если тебе интересно, — добавил он. — Но по мне, пусть остается. Мне и так хорошо».

«Как давно ты здесь?» — спросил я.

«Тридцать пять лет», — ответил он.

«Ну, Мак, — в шутку сказал я, — я думаю, что знаю, почему ты остался. Эти устрицы на пристани, по-моему, самые лучшие в мире».

Мак зажег свою сигарету. Бумага загорелась, и он с трудом затягивался, пока табак не загорелся должным образом. «Это хорошо, — сказал он. — Я неравнодушен к хорошим устрицам. Часто задавался вопросом, какими они были бы на вкус». Он прислонился к стене своей хижины. «Я все собирался сходить отодрать несколько. Просто все не было времени».

Даг Локвуд посмеялся над этой историей и заказал нам еще по порции пива. «Да, — сказал он, — Мак был бы истинным отшельником. Но по всей Северной территории вы можете найти много совершенно таких же парней. Если вы хотите увидеть троих вместе, тогда Борролула — то место, которое вам нужно. Это город-призрак. Всего лишь несколько полуразрушенных лачуг, и эти три парня среди руин».

«Звучит интересно, — сказал я. — Где это?»

«Просто езжай прямо вниз по битуму, а когда доберешься до Дейли-Уотерс, поверни налево. Оттуда снова прямо».

Итак, на следующее утро перед рассветом мы проехали по темным прохладным улицам Дарвина и направились на юг. Тот день прошел без особых происшествий. Дорога монотонно тянулась вперед — полоса битума шириной в двадцать метров и длиной в 1600 километров. Движения почти не было, и даже поселения находились на расстоянии вплоть до 80 километров друг от друга. Задолго до наступления темноты мы прибыли в Дейли-Уотерс.

На следующий день мы начали второй заезд и свернули налево рядом с указателем, на котором было написано: «Борролула, 386 километров».

Мы быстро катились по ровной дороге с неизменной скоростью в 80 километров в час. Трасса была настолько прямой, что в течение 30 или 50 километров в конце пути не было необходимости двигать руль больше чем на несколько сантиметров. На сухой гравийной почве росли редкие пересохшие пыльные кусты с низкими термитниками. Непоколебимая прямота дороги, единообразие растительности были утомительно однообразными, и те из нас, кому не приходилось водить, дремали. Снова открыв глаза, мы видели настолько похожую картину, что казалось, мы не сдвинулись с места.

Сто километров, сто пятьдесят километров, двести километров. Мы с грохотом ехали вперед. Каждые полтора часа мы останавливались, меняли водителя, позволяли двигателю остыть, доливали воду, масло и бензин. Занудно, но целенаправленно мы двигались вперед.