Джессика Брудер - Земля кочевников

Хаджи Али – самый известный гражданин Кварцсайта, за исключением, может быть, продавца книг в неглиже. В черте города его верблюд стал неофициальным символом. На въезде в городок стоят высокие приветственные стелы с металлическими верблюдами – такими же, как на могиле Али. Одна из местных парковок называется «Фаршированный верблюд». На восточном углу Мейн-стрит стоит памятник верблюду, собранный из колесных дисков и другого металлолома. И каждый год в Кварцсайте проходит парад «Хай Джолли»; в лучшие годы это был полноценный фестиваль со скачками или верблюжьими бегами. В яхт-клубе Кварцсайта – баре-ресторане с тотализатором и девизом «Что ни день, то без моря» – сын владельца имел обыкновение одеваться в ростовой костюм верблюда и отрывался на танцполе, пока группа играла Hi Jolly, фолк-композицию New Christy Minstrels, лирический герой которой – погонщик верблюда – выступает одновременно неутомимым тружеником и беспечным дамским угодником.

Неординарная история не спасла город от забвения. К середине 1950-х его население сократилось до одиннадцати семей [145] Kilborn P. T. Where Scorpions Roam and Snowbirds Flock // The New York Times. 2003. February 10. P. A1. . А затем его воскресили груды мусора и живописные скалы. В 1960-х здесь раскинулись обширные блошиные рынки после того, как на трассе сломался автомобиль. Водитель – мать, ехавшая на запад с четырьмя дочерьми, – не могла оплатить ремонт и продавала детские игрушки. Другие последовали ее примеру, распродавая всё, что залежалось в багажнике. В итоге на этом месте разросся целый базар [146] Linthicum K. Keeping It Quirky // The Los Angeles Times. 2011. April 16. P. 1. . В 1967 году группа энтузиастов устроила выставку-продажу камней и минералов, чтобы привлечь новых покупателей. Она стала такой популярной, что, по общему мнению, спасла Кварцсайт от вымирания. Со временем к ней присоединились несколько блошиных рынков и барахолок. Зимой целые толпы собираются на территории заасфальтированной и голой пустыни, которая в остальное время года пустует. Одновременно открывается множество базаров. Это рай для барахольщиков: на прилавках можно найти коровьи черепа, чугунную посуду и дамские сумочки для оружия.

В одной такой торговой зоне на Мейн-стрит я познакомилась с Шэрон Петерсон семидесяти лет. Все называют ее Шерри. Вместо столов она использовала старые деревянные двери и раскладывала на них всё, что приносила на продажу, в том числе катану, оленьи рога, гавайские рубашки и домашнюю утварь, которая ей больше нужна, поскольку живет она в автофургоне марки Ford. Вперемешку с товарами лежат кусочки бумаги, на которых она написала разные житейские мудрости в стиле наклеек на бамперы: «В связи с растущими ценами на боеприпасы не ждите предупредительного выстрела» или «Мы не перелетные пташки, мы снежинки». Покупатели подходили, смотрели, шли дальше. Один взял четыре рубашки за 17 долларов. «Мир станет лучше, если все будут носить гавайские рубашки!» – радуется Шерри. Другой заплатил 25 долларов за коричнево-бирюзовый сервиз, который сама Шерри купила в Санта-Барбаре на пять долларов дешевле. «Это единственное хобби, на котором можно отбить деньги!» – говорит она о барахолках.

На Шерри была кепка, утыканная золотистыми и серебристыми значками в виде морских коньков и других обитателей глубин, из-под которой торчали заплетенные в косички волосы. Вокруг глаз у нее морщинки, а кожа всегда загорелая. Возможно, это наследие солнечных дней, когда в 1960-х она занималась серфингом на пляже Манхэттена к югу от Лос-Анджелеса (у нее до сих пор хранятся фотографии, где она с модной стрижкой и в купальнике стоит на желтом лонгборде). Она вспоминает, что в те времена жить было легче. Тогда у нее было «правило двадцати пяти»: «Гамбургеры, сигареты и бензин стоили двадцать пять центов за галлон, пачку и фунт».

Шерри обитает в машине с тех пор, как ей пришлось продать дом в Миннесоте. Она купила его в 1989-м и жила там двадцать три года, сдавая лишние комнаты, чтобы покрыть расходы. Затем ее уличили в том, что у нее нет на это разрешения. Больше она не могла сдавать комнаты, а это означало потерю дома. «Бюрократы совсем с ума сходят», – жалуется она. Сначала она планировала жить на то, что получит с продажи дома. Но если в 2002 году его цена выросла до 300 000 долларов, то после финансового кризиса она сразу же упала до 140 000. После уплаты посредникам и по кредиту денег осталось мало, но Шерри использовала их с максимальной пользой. Изначально в ее фургоне было пятнадцать мест. Она сказала мне, что живет в нем будто в передвижном особняке с окнами вместо картин, только пейзаж снаружи меняется. Ее пенсия составляла 600 долларов в месяц – 500 после уплаты медицинской страховки. «На бензин мне как будто хватает, – говорит она со смехом. – Если не смогу себе его позволить, то просто останусь на одном месте». Всю свою одежду она хранит в трех больших пластиковых корзинах, вдобавок платит 600 долларов в год за аренду ячейки в камере хранения. По ее словам, место на барахолке обходится ей в 300 долларов в месяц плюс 50 долларов за разрешение торговать в черте города. Когда она не на барахолке в Кварцсайте, то продает украшения на пляже в Санта-Барбаре, где пропуск на весь сезон стоит всего 100 долларов, но не дает разрешения находиться на территории с 2 ночи до 6 утра, когда пляжи закрыты. Что она делает в это время? «Я прячусь», – спокойно отвечает она и объясняет, что там много мест, где можно неприметно припарковаться. В отличие от ее прежнего хиппи-фургона, сплошь в наклейках, нынешний нейтрально-белый и внимания не привлекает.

Через несколько дней после нашего знакомства мы с Шерри выбрались на ужин в яхт-клуб Кварцсайта. Шерри заказала двойной гамбургер и съела только одну котлету. Вторую аккуратно упаковала в салфетку, чтобы отдать ее собаке, за которой присматривала, пока ее хозяин, тоже промышляющий торговлей, ненадолго уехал в Финикс. Из гарнира к бургеру – салата-латука, помидоров и лука – она соорудила салатик, полив его кетчупом с майонезом, которые вместе стали похожи на соус «Тысяча островов». Она выпила две кружки безалкогольного пива и стакан воды со льдом и лимоном. Когда мы собрались уходить, она наотрез отказалась, чтобы я заплатила за нас обеих, и аккуратно перелила недопитую воду в свою многоразовую кружку. Вода была холодной и освежающей, а лед – небольшой роскошью, потому что в фургоне Шерри не могла его сделать.

Мы пошли пешком к барахолке «Хай Али». Я спросила у Шерри, где она ночует, и та ответила, что в своей машине, которая припаркована прямо напротив ее «стола». Там никто ей не мешал. Она сказала мне, что я отчаянная, раз живу в Нью-Йорке, а сама она очень рада, что не застряла где-нибудь в «бетонных джунглях».