Тимофей Гуженко - Океан. Выпуск четвертый

…Надо быть семи пядей во лбу, чтобы разобраться в каждом, понять, кто чем живет, чего хочет. Кто любит море в себе, а кто себя в море. Но то, что Веня-слон наконец пришел (за советом? помощью? просто поплакаться в жилетку?), хорошо.

12 января

Весь день обкалывали лед на баке.

Уловы по-прежнему две-три тонны за траление. Ни больше, ни меньше, как будто завхоз Посейдон отпускает строго по накладным…

У всех настроение кислое, и только Веня-слон (бывают же озорные повороты!) ожил, снова шумлив, энергичен. В лексиконе у него появились новые слова: компрессор, хладагент, холодоноситель, вакуум-насос, рассольная система… Чуть свободная минута — матросы в сушилку, а Веня в рефмашинное отделение. У него к рефустановке не просто интерес — одержимость какая-то появилась. Дай-то бог!

Ветер срывает кипящие вершины волн, распыляет, стелет над океаном. Вода дымится над полыньями; низкий туман, изморось тянутся причудливыми полосами…

Достается нашим добытчикам! Ночью сцепились тралами с мурманским траулером (ПР-ом). У него лошадиных сил побольше: протащил нас, как на буксире. Оторвал весь трал вместе с промвооружением. С утра до обеда делали новый трал, только отдали — зацеп: вдребезги.

…Выбираем трал на пятачке чистой воды. Не знаю, как получилось: то ли штурмана замешкались, то ли трал всплыл далеко от судна, во льдах, — пока его подтягивали, в широкое устье затянуло много ледяных глыб. Вот тут-то и выступил наш старший мастер добычи (старшой). Истинно цирковой номер продемонстрировал Иван Гайдуков. Он на шум в одних босоножках из каюты выскочил. Выхватил у кого-то из матросов нож, спустился по слипу на трал и айда по льду, набившемуся в куток, по неровностям: прыг-прыг (циркач!) все дальше от судна. Прожектор на него направили, видим — начал Иван полосовать ножом. Раскроил в доли пятиметровую прореху. Назад запрыгал. Руками балансирует, вот-вот свалится в воду, аж дух захватывает. Ну, думаю, выскочит сейчас Иван Гайдуков на палубу и рассыплется в реверансах, как после смертельного аттракциона… Выскочил. Ногами в босоножках подрыгал (по колено мокрые) — и в рубку благим матом:

— Полный вперед!

Когда ход набрали:

— Лево на борт!

Вот тут, при левом развороте, из прорехи трала начал выдавливаться лед. И только когда полностью вышел, старшо́й на негнущихся ногах (штанины от мороза — колом) заторопился в каюту.

…Штормит. Вода затопляет бункер с рыбой, хлещет изо всех щелей, гуляет по транспортерам, слизывая, как корова языком, рыбу на палубу.

Трудно матросам, работающим на ножах: живая мускулистая треска вырывается из рук, поднимает фонтаны ледяных брызг. Опасно на ножах. Шурик Буряк вчера кончик резиновой перчатки под лезвием оставил, палец немного задело. Я его освободил от работы, но Шурик выклянчил у врача десяток напальчников, натянул один на другой на палец — снова стоит за хабаровским ножом.

Гриня Черный работает за головорубочным «баадером» по левому борту. Из бункера в широкое отверстие на него льется вода. Не постоянно льется, а под крен: мощно, как из бадьи. И увернуться от струи Гриня не может: он стоит на маленьком пятачке, окруженном машинами и транспортерами. Проолифенная куртка с капюшоном защищает матроса от влаги, но не спасает от холода…

Как быть? Уйдет Гриня с рабочего места — и все, приостановится выработка филе. И оставлять матроса под ледяным душем нельзя — простудится.

— Все. Выключай машину, Гриня. Финиш.

Он послушно останавливает «баадер», выскакивает из-под струи.

— А чего?

— Потоп. Схватишь воспаление легких.

— Тю! А я-то думал… — Гриня снова включает «баадер». — Льет и пусть себе льет… Нам главное сейчас — филе побольше настругать, я правильно понимаю? А водичка по шее — не растаю, я ее, ледяную, с детства люблю…

Вспомнил я Гриньку с пешней в руках, отлынивающего от работы на баке. Не судите, да не судимы будете…

Ладно, Гриня, коли ты так ледяную водицу с детства любишь, работай. Воздастся!

Я дальше по цеху пошел, и вдруг — объявление по судовой трансляции. Голос у помполита торжественный, праздничный:

«Внимание, товарищи! Передаем важное производственное сообщение. Сегодня наш замечательный консервный мастер Алексей Ушаков выполнил рейсовое задание по выпуску консервов «Печень трески» на сто процентов. От имени…»

Я — быстрее в консервный цех.

Леха-уэловец сидит у закаточного станка, за гулом ничего не слышит.

— Выруби! — кричу я ему. — Да выруби ты свою шарманку, послушай!

«…и профсоюзной организации горячо поздравляем нашего славного, неутомимого труженика. Выполнение плана по консервам — это одна из первых ласточек…»

— Ну, — говорю, — дай пожму твою мужественную лапу, дорогой наш маяк, неутомимый труженик, ласточка!

— А-а! — отмахивается Леха. — Да брось ты!

— За месяц рейсовое задание сделал, это, Леха, не шуточки!

— Брось! Работаю как могу, работаю, как учили…

— По шестнадцать часов из цеха не вылезаешь!

— Не привыкать, потом отдохну.

— Сколько еще думаешь дать?

— А пока банки не кончатся… Тысяч двадцать осталось, как раз на сто пятьдесят процентов выйдет.

…Что за сумасшедшая вахта! Штормит не переставая. Рыбьими головами, хвостами, отходами забило шпигаты. Я в хлопотах не заметил, как почему-то крен на один борт, и воды сразу выше колена, и вообще положение аховое. А тут еще в памяти совсем свежий случай. На днях, в шторм, литовское судно точно при такой ситуации — шпигаты забило — чуть-чуть не затонуло. Целые сутки команда авралила: и откачивали-то воду и ныряли под нее, ледяную, проклятую, пока злосчастные шпигаты не прочистили…

Длинным железным крюком пытаюсь добраться до шпигата, пробить его — напрасно. Мешает решетка рыбинцев. Пробую ее приподнять, по плечи запустил в воду руки, не получается.

А вода все прибывает. Я физически, всей своей плотью, шкурой, ощущаю, как она прибывает: через бункер, через многочисленные пожарные рожки и шланги.

Если бы не крен! Если бы судно хоть на одну минуту завалилось на другой борт… Но что толку об этом мечтать — дорога каждая секунда.

Рядом Ванюшка Мороз завозился. Сопит, с другого конца пытается подцепить рыбинцы. Не получается у него, рука соскользнула: шлепнулся Ванюшка боком в воду, только брызнуло.

Я его таким взбешенным еще не видел. Ему бы вскочить, отряхнуться, а он со злости снова плюхнулся на карачки, рванул рыбинцы двумя руками — порядок! Он не то что рыбинцы — чугунный кнехт в таком озверении вырвал бы с корнем.

Я опять крюком начал шуровать; сначала мало-помалу, потом все заметнее, веселее пошла из цеха водичка. И вот уже водоворот, лунка над одним из шпигатов. Можно перевести дух. И хотя их еще вдоль борта три, но начало положено.