Октавий Зырянов - Встречи за порогами. Унья — красавица уральская

А медведь и впрямь в то время мясо носил. Только лося он взял не из ямы, которую вырыл и замаскировал охотник на звериной тропе, а подкараулил на водопое. Если бы охотник сначала проверил, то он все бы понял. Но он поверил жене и решил наказать своего друга за воровство. Поднял охотник с земли крепкую и тяжелую дубину, подкрался к медведю в тот момент, когда он взваливал лосиную тушу на себя, и изо всей силы ударил его по спине. Хрустнул медвежий хребет, взревел от боли и страха медведь и пустился что есть духу бежать без оглядки. Только тут разглядел охотник, что лось у медведя был не краденый. Отругал он свою жену и пошел домой.

Через несколько дней встретился охотник-мансиец с медведем. Мишка едва шел по лесу: охал, кряхтел, хромал. На спине его вырос большой горб.

— Что с тобой, сосед? — спрашивает охотник своего друга.

— И не спрашивай, — жалуется медведь. — Подкрался ко мне сзади кто-то, когда тушу лося поднимал, да как ударил дубиной, чуть спину не сломал. Едва я лапы унес. А теперь вот горб вырос…

Стыдно стало охотнику. Пошел он домой, отругал снова жену, велел ей приготовить больше кушаний и позвать медведя на угощение, чтобы загладить свою вину. Так и сделали. Жене охотника стыдно было, и она закрыла лицо платком, чтобы гость не видел, как она краснеет.

С той поры мансийцы каждый год устраивали праздник в честь медведя, женщины закрывали, лицо при гостях, медведь же так и остался горбат.

Айна умолкла. Ребята тоже сидели молча. Тонко звенели комары да журчал ручей по камням.

— Это ты, Айна, к чему-то рассказала, — усмехнулся Ваня.

— К чему? Медведю праздник не везде делают. Лицо женщина не везде закрывает. А медведь везде горб носит.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил Миша. — И хорошо, что праздник медведю не стали делать и чадру эту, или как ее у вас называют, женщины сняли. А медведь и так проживет…

Через несколько дней маленький отряд полностью закончил свою работу. Ваня и Айна вызвались довезти до базы партии немудрое имущество отряда — рюкзаки, спальные мешки, палатку, буссоли, рулетки и оставшиеся продукты. От главной базы было недалеко до фактории, и Айна намеревалась добраться до нее пешком. Ваня же, сдав имущество, должен был спуститься на лодке за оставшимися товарищами и, захватив их, плыть в низовья реки до главной базы.

Узкая долбленая осиновка легко рассекает светлые струи реки. Журчит вода под носом лодки, разбегается от бортов мелкая рыбешка — вандыши. Ваня и Айна, стоя в лодке, отталкиваются легкими шестами, и осиновка, несмотря на сильное встречное течение, легко и быстро идет вперед.

От охотничьей избушки, где остались Петр Иванович и Миша, до базы партии двенадцать километров. Ехали молча, но когда за поворотом реки показались строения и палатки партии, молодые люди словно спохватились.

— Ну, что молчишь, Ванья? — не вытерпела девушка. — Ты рад, что едешь домой?

— Нет, Айна. Не хочется уезжать…

— Почему?

— Не знаю…

— Ты давно не был свой дом.

— По своим я соскучился, конечно. Но уезжать… Нет, я еще хотел бы побыть здесь.

— А все равно надо. Домой надо, потом учиться надо. Тебе меньше учиться. Мне долго. Очень дольше… — В голосе девушки грусть, растерянность.

— Ну, это не беда, — пытается успокоить Ваня. — Летом будешь у отца. А зимой тоже скучать не будешь. Подруг заведешь, друзей.

— А ты тоже заведешь подруг и друзей?

— Ну, друзей, может быть. А подруг — нет.

Айна смеется и озорно грозит пальцем.

— Ой врешь, Ванья…

— Я вру? Хочешь вот поклянусь…

— Поклянусь?

— Ну да. Слово дам, значит, обещание.

Айна минуту молчит, а потом серьезно и тихо говорит:

— Дай слово, Ванья. Я тоже дам слово.

— Я буду писать тебе, Айна. Только ты напиши первая и дай свой адрес. Мой-то ты знаешь.

— Напишу, Ванья…

Лодка мягко ткнулась в прибрежный галечник. Быстро выгрузили и сдали скарб завхозу партии. Сели на камень возле лодки, угостили вареным мясом крутившихся тут же Соболя и Туся.

Айна первая поднялась.

— Мне пора, Ванья.

Она опустила голову, вздохнула.

— Напишешь?

— Напишу. И ты пиши, Айна. Мы обязательно встретимся, ты веришь?

— Я верю… Знаешь, Ванья. Не бери с собой Дамка. Она старый. Отец возьмет ее на факторию. Будет заботиться. Не бери…

— Ладно, Айна, не возьму.

Постояли молча.

— Теперь иди, Ванья.

Она легонько повернула его к реке и вдруг неожиданно обняла сзади, поцеловала в щеку и, не успел Ваня повернуться, отскочила.

— Иди, Ванья. До свиданья.

Она быстро перескочила с камня на крутой берег и скрылась в тальянке. Следам метнулся Тусь.

…Ваня кликнул Соболя и столкнул лодку. Когда течение вынесло осиновку на середину раки, Ваня оглянулся. На высоком берегу девушка махала рукой. Рядом стояла собака.

— До свиданья, Айна-а-а!

— До свиданья-а-а… — донеслось в ответ.

Ваня поднял со дна лодки двустволку и раз за разом выпалил в воздух.

Эхо понесло звук выстрела над рекой, над крутыми лесными увалами.

Перезаряжая ружье, Ваня заметил, что в патронташе недостает патрона. Вместо него из гнезда торчала свернутая трубочкой бумажка. Он осторожно достал ее, развернул. Торопливо и размашисто Айна писала: «Ваня, я люблю тебя и не забуду. Ты тоже помни меня». Юноша бережно сложил бумажку и спрятал ее за подкладку фуражки.

Перед самым отъездом старая Дамка исчезла. Ребята кричали, свистели, но собака не пришла. Соболя и Тоскана привязали к лодке, но они и не пытались убежать. Когда оттолкнулись от берега и миновали устье ручья, Ване показалось, что среди кустов мелькнула собака. Пристали к берегу, снова кричали, и снова Дамка не показалась.

— Решила тут умереть, — заключил Миша.

— Может быть, — согласился Ваня.

О записке Айны он ничего не сказал. Мише не обязательно все знать.

Ваня налег на весло, и лодка заметно прибавила ход. Вскоре лужайка с избушкой скрылась за излучиной реки.

«До свиданья, Айна, — мысленно прощался Ваня. — До свиданья, Тойко, избушка, Дамка, тайга. Доведется ли встретиться со всеми вами, буду ли еще здесь?» Он с силой опускал весло в воду, и лодка неслась на стремнине навстречу перекатам, водоворотам, навстречу солнцу.