Юрий Симченко - Тундра не любит слабых

Разумеется, я ни словом не обмолвился Сашке об этом разговоре, а он долго еще в письмах напоминал мне о злополучных тридцати рублях и ехидно справлялся, не соглашусь ли я взять его к себе в секретари. Дескать, зарплаты ему не нужно, он готов довольствоваться теми чаевыми, которые я оставляю в ресторанах…

…И вот опять неисповедимые пути журналистские свели нас в том же городе.

Я позвонил по указанному номеру. Ответили: был, уехал на восьмую шахту. Позвонил туда: только что отбыл в поселок Хальмер-Ю. Оттуда — в лесной отдел комбината.

Мне надоело ловить Сашку, у меня были свои дела. Сказал администратору, что, если товарищ приедет, пусть ждет, буду к вечеру.

Вечером дежурная по этажу остановила меня.

— Тут товарищ приехали из центра, просили зайти к нему в номер, они в люксе остановились…

Конечно, это был Сашка, ничуть не изменившийся за прошедшие годы. Встретил он меня сухо, официально, на «вы».

— Садитесь, чем могу служить? — кивнул он мне, не вставая из-за роскошного стола. — Ваша фамилия, кажется, Любимцев или Любарский… Что-то мне о вас докладывали, сейчас посмотрю…

Он принялся листать воображаемые бумаги, играя роль бюрократа. Иллюзия была настолько полная, что я невольно внутренне ощетинился. Однако решил подыграть Сашке.

— Да-с, ваше превосходительство, — угодливо склонился я в низком поклоне, — не извольте гневаться, видите ли…

— Мурло! — не выдержал и расхохотался Сашка, как и раньше, почти беззвучно. — Перестраховщик! Чего ты на прошлое переводишь, а? Понимаю: для центральной печати современных бюрократов не существует! Еще бы, вас обхаживают: пожалуйста, у нас все запросто, демократично, без волокиты. Побывал бы ты, братец, в нашей шкуре: мы свои, нас не ахти как опасаются. Ославим на республику, не на Союз, масштабы не те…

— Зато тебе люкс дали: своя рука владыка. А мне раскладушку в общем номере, да и ту христа ради выпрашивал.

Пикировка наша продолжалась недолго, Саша был чем-то озабочен. По его предложению я переселился к нему в номер. Уже ночью рассказал мне, что его сюда привело. Воркуте поставляли нестандартную крепежную стойку, большего диаметра и длины, чем полагалось. Это, во-первых, резко увеличивало расход древесины и весьма тяжелым бременем ложилось на себестоимость угля. Во-вторых, захламляло лесосклады и шахтные дворы, неизбежные отходы гнили, их не успевали сжигать. Словом, Сашка натолкнулся на тугой узелок из различных проблем и проблемок и поневоле встал в тупик — откуда начинать тянуть ниточку, чтобы распутать клубок. Главное, трудно было установить, кто же конкретно виноват, по чьей вине десятки тысяч кубометров превосходного леса переводятся на щепки, опилки и обрубки, ни на что не годные.

— Начинать надо сначала, — я произнес эту сентенцию с глубокомысленным видом, — от печки, то бишь от лесозаготовителей.

Сашка уныло согласился. А я, воодушевленный его покладистостью, стал развивать план, как я на его месте действовал бы. Обычно мы знаем, как и что делать на месте другого, но не всегда — что предпринять на своем. Однако я не был альтруистом, уговаривая приятеля ехать к лесозаготовителям. У меня была и другая мысль: ведь я держал путь на восток, и мне хотелось хотя бы часть дороги сделать вместе с Сашкой. Лес в Воркуту, как я понял из его слов, поступал главным образом с Оби, с лесоперевалочной базы, расположенной в Лабытнанги. Я же собирался через Лабытнанги попасть в Салехард, а лучшего попутчика, чем Сашка, трудно было найти.

В общем я его уговорил, хотя дисциплинированному корреспонденту нелегко было решиться на самовольный выезд за пределы республики (Лабытнанги — это уже Тюменская область).

— Отбрешусь, — махнул рукой Сашка, вновь обретая утраченное было равновесие, — главное — дело сделать. В конце концов пусть относят за мой счет. Не пропаду. К тому же не по своей охоте на сию авантюру пускаюсь, столичный корреспондент уломал. Я как-нибудь возле него прокормлюсь, на тех чаевых, что он с истинно российской щедростью раздает направо и налево…

…Наутро следующего дня у меня была назначена встреча с несколькими шахтерами. К назначенному часу я, к счастью, опоздал. Да, к счастью. Если бы пришел вовремя, то, возможно, ограничился разговором в каком-либо кабинете, не испытал, не увидел того, без чего впечатления о шахтерах были бы поверхностными. А теперь пришлось спускаться в шахту. Мне выдали спецовку, каску, фонарь, дали сопровождающего. Спустя четверть часа мы уже стояли в клети, стремительно падавшей вниз.

Временами из мрака вырывалась полоса яркого света и тут же пропадала: это клеть проскакивала через горизонты. Один горизонт, второй, третий. Все ниже и ниже опускается кабина, и поневоле кажется, что уж никогда не выбраться отсюда наверх, к свету, к солнцу. Вдруг подъемник откажет, разве хватит сил взобраться по этой вот бесконечной лестнице, что влажно поблескивает в шахтном стволе?

В общем-то я не новичок в шахтах. Судьба сложилась так, что мне довелось несколько месяцев работать на одной из шахт Рура. Потом бывал — уже журналистом — в Донецке и Луганске, в соляных шахтах Закарпатья и Оренбуржья, на рудниках Урала. И все же каждый раз (это не проходит даже у опытных горняков) охватывает волнение, когда переступаешь порог шахтной клети. Не боязнь, нет! А чувство восхищенного удивления перед могуществом человека, все дальше пробивающегося к центру земли.

Провожатый долго вел меня по штрекам, где змеились рельсы и шланги, где кисловато пахло взрывчаткой, а по бревнам струилась вода. Мой проводник оказался словоохотливым. Однако, как всякий инженер, он не любил общих слов, не несущих определенной технической информации. Он мыслил цифрами, как поэт — образами. От него я узнал, например, что длина подземных штреков воркутинских шахт равна расстоянию от Воркуты до Ялты. Что добытым за время существования Печорского бассейна каменным углем можно заполнить железнодорожный состав, который почти полтора раза опояшет по экватору земной шар. Что воркутяне ежедневно покупают товаров на триста — четыреста тысяч рублей. Что за семилетку построено столько же жилья, сколько его было построено за 1934–1959 годы, то есть за четверть века.

Это была приятная статистика, жаль, что я не сумел запомнить всего, что говорил инженер. А записывать на ходу, да еще в шахте, не очень-то сподручно…

Мы шли, где пригнувшись, а где и на четвереньках, по забою, широкому, но — увы! — низкому. Не распрямиться. Впереди рокотал комбайн, вгрызаясь в почти вертикальный угольный пласт. Грохот падающих кусков угля, лязганье транспортера, стук электровоза, притащившего вереницу вагонеток, — тут уж интервью не возьмешь, не поговоришь. Поэтому мы с инженером сидели на корточках в стороне и смотрели на шахтеров.