Жан-Батист-Бартелеми Лессепс - Лессепсово путешествие по Камчатке и южной стороне Сибири

В половине девятого мы продвинулись уже на пятнадцать вёрст, и по моим расчётам оставалось только сорок, но горизонт уже почти час был затянут тёмными тучами. Мы видели, что буря постепенно приближается, ветер начал поднимать вихри снега. Мои спутники испуганно молчали. Они уже явно не знали, где находятся и были в замешательстве. Вскоре ураган обрушился на нас с такой силой, что несколько саней опрокинулись. Мы с трудом подняли их. Мои проводники признали себя побеждёнными и заклинали меня остановиться, хотя мы находились на открытой местности. Ослеплённые ветром, дующим в лицо, они боялись заблудиться.

Я напомнил им о своем обещании и продолжал настаивать идти дальше. Я приказал, чтобы все сани держались как можно ближе друг к другу, чтобы каждый мог видеть, что происходит с другими и в случае необходимости помочь. Затем с помощью компаса, который я прикрепил под своей шубой, чтобы он постоянно был у меня перед глазами, я приступил к управлению караваном. Так мы ехали весь остаток дня, и можно сказать, и ночи, так как я не мог видеть даже того, кто ехал сразу позади меня, и даже едва ли его передних собак.

Около семи часов вечера, устав от жалоб и увещеваний моих людей, которые постоянно просили меня остановиться, и, кроме того, рассудив, что мы никак не дальше пяти или шести вёрст от леса, я заверил их, что если мы не доберёмся до него к девяти часам, то этой ночью не пойдём дальше; если только, достигнув леса и реки, они не предпочтут идти дальше, так как мы будем уже очень близко Гижиге, и тогда уже они будут вольны делать всё, что им заблагорассудится. Такое условие, казалось, успокоило их; но не потому, что они воображали себя уже близко к цели, а напротив, считали, что заблудились и только желали отдохнуть, чтобы при дневном свете снова найти дорогу.

Без четверти девять впереди начала проступать какая-то тёмная полоса. По мере нашего приближения она становилась все темнее и больше. В следующее мгновение проводники закричали, что они видят деревья и они в безопасности. Действительно, это был лес. Я послал их вперёд, и вскоре они возвратились, с радостью сообщив мне, что мы уже близко к реке.

Почтительный тон, с которым они обращались ко мне, чрезвычайно меня позабавил. Поблагодарив меня за то, что я так хорошо направлял их, коряк заявил, что ни один из их шаманов никогда не совершал ничего столь чудесного. Предсказать плохую погоду в то время, когда всё, казалось, обещает обратное; быть способным направить и спасти их среди этой пурги [155], было мудростью, по его мнению, сверхъестественной. Благодарность остальных членов нашего отряда была такой же безудержной, они никак не могли прийти в себя от изумления. Напрасно я показывал им свой компас и старался объяснить, как я получаю от него все мои знания; они отвечали, что такая колдовская вещь понятна только таким, как я, сведущим в искусстве магии.

Мы были так близко от Гижиги, что я был совершенно уверен, что они не захотят останавливаться на ночлег; каждому из них не терпелось увидеть жену и обнять детей. Я предложил разбить палатку и переночевать в лесу, но они стали уговаривать меня добраться до реки, а там за три часа доехать до города. Я согласился, и мы поехали вдоль берега, пока не оказались напротив Гижиги; там нужно было пересечь реку, протекавшую близко к стенам города. Лёд был достаточно прочный, но сильный ветер покрыл его водой, так что мы изрядно промочили ноги.

У городских ворот я отвечал на обычные в таких укреплённых местах расспросы и должен был ждать, пока обо мне доложат коменданту. Уже давно получив известие, что я в пути, майор Гаген был настолько любезен, что немедленно явился приветствовать меня и пригласил свой дом. Я въехал в Гижигу 31 марта ровно в половине двенадцатого.

Прибытие в Гижигу – Рассказ о корякском вожде по имени Умиавин – Страна коряков – Население – Обычаи оседлых коряков – Их несгибаемое мужество – Образ жизни – Занятия – Еда – Напитки – Особенности – Как женщины носят своих детей – Браки – Похороны – Религия – Особенности языка – Подготовка к отъезду из Гижиги – Суеверие моих солдат – Отъезд из Гижиги.

Этот город — самый большой и населённый из всех, что я когда-либо видел в этих местах. Он расположен на реке с тем же названием, в тридцати верстах от её устья, и защищён квадратным частоколом удивительной высоты и толщины По четырём углам возведены деревянные бастионы на сваях, вооружённых пушками. В них же расположены различные военные склады. День и ночь их охраняют стражники [156], как и трое городских ворот, из которых открыты только одни. Перед домом коменданта есть небольшая площадь, на которой располагается его охрана. Дома тоже удивительные. Они деревянные и очень низкие, но все имеют одинаковые фасады и, очевидно, построены по одному плану. Г-н Гаген намерен постепенно придать это единообразие всему городу. Избы, которые были построены после его прибытия, помимо красивой внешности, имеют внутри все необходимые удобства. Он задумал также восстановить церковь, которая сейчас имеет жалкий вид и почти разрушена.

Население состоит из пятисот или шестисот жителей, которые являются либо торговцами, либо состоят на государственной службе. Последние наиболее многочисленны и составляют гарнизон этого города. Среди них поддерживается строжайшая дисциплина, которая здесь совершенно необходима, поскольку им приходится часто обороняться. Осторожность и усердие коменданта в этом отношении непревзойдённые. Суды в Гижиге устроены так же, как в Нижнекамчатске.

Торгуют в Гижиге мехами, в основном шкурами оленей. Меха здесь лучше, чем на Камчатке, как по разнообразию, так и по качеству. Правда, шкуры выдры и тюленя идут, в основном, с полуострова, но соболи Гижиги гораздо более высокого качества, хотя их в то же время и меньше. Кроме того, у камчадалов нет куниц, белок и рысей, которых коряки выменивают у соседей-чукчей и привозят в Гижигу вместе с оленьими шкурами. Оленьи шкуры продаются в сыром виде и по очень хорошей цене. Затем они дубятся и выделываются с удивительным искусством. При этом кропотливый ручной труд заменяет здесь инструменты, изобретённые европейской промышленностью. Прочность и долговечность этих изделий не уступают их искусности и красоте. Перчатки и чулки выходят из рук мастера в состоянии полного совершенства. Их шитье и вышивки из волос северного оленя, шелка и золота сделали бы честь нашим самым искусным перчаточникам.

Но пора поговорить об обычаях коряков. Я специально откладывал этот разговор, что бы теперь остановиться на нём подробно. К тем поверхностным наблюдениям, которые я сделал сам, путешествуя по их разным селениям, я добавлю другие, более точные и исходящие от бесспорного авторитета. В своих беседах с г-ном Гагеном и наиболее значительными жителями города я постарался пролить некоторый свет на эту тему, но главным источником моих сведений был один коряк, которого я здесь представлю читателю.