Жан-Батист-Бартелеми Лессепс - Лессепсово путешествие по Камчатке и южной стороне Сибири

После этой короткой речи на лицах всего собрания явственно проступил стыд, и самые мятежные замолчали. После минутной паузы каждый попытался оправдаться за упрёк, который, как он опасался, он заслужил, и тут же нашёлся доброволец, который предложил проводить чужестранца и его спутников до реки Студёной [173], на которой жил любезный коряк, добровольно предложивший свои услуги. Таким образом, все трудности были устранены, и мой отъезд был назначен на 5 апреля, и весь гарнизон был обязан в этот день исполнять мои приказания. Старый вождь, столь великодушно вступившийся за меня, первым избежал моей благодарности под предлогом того, что ему нужно было сделать кое-какие приготовления к моему приезду. Как велика была моя радость, когда я узнал, что человек, которому я обязан этой переменой в моем положении, был братом Умиавина, о знакомстве с которым я так мечтал!

С этого момента г-н Гаген начал приготовления к моему отъезду. Под его личным наблюдением было приготовлено несколько небольших пшеничных хлебов и запас ржаных сухарей. Разнообразные съестные припасы, предназначенные для него самого, были, несмотря на мои возражения, упакованы в мой багаж. Он добавил также несколько подарков, от которых я не мог отказаться из-за вежливой и дружеской манеры, с которой они были предложены. Короче говоря, я не могу сосчитать всех добрых дел, которые он сделал для меня. Каждый час моего пребывания у него был отмечен вниманием к моим пожеланиям и стремлением помочь. Его забота вместе с моим отдыхом способствовали восстановлению моего здоровья, которое было не в самом завидном состоянии с тех пор, как я простудился по пути из Пусторецка.

5 апреля, как и было условлено, всё было готово к отъезду, но каково же было моё удивление, когда никто из моих проводников не прибыл! Были отправлены гонцы, но прошёл ещё целый день, прежде чем мы что-то разузнали. Была уже ночь, когда они, наконец, появились, и каждый утверждал, что его задержка была неизбежна.

На следующий день возникло новое препятствие. Было воскресенье, и мои благочестивые солдаты не хотели ехать. По-моему, это было скорее суеверие, чем набожность; на них влияла не святость этого дня недели, а опасение, что они встретятся с каким-нибудь несчастьем. Несмотря на все мои старания и присутствие вместе с ними на русской мессе, их не удалось уговорить отправиться в путь. После долгих бесцельных споров я был вынужден остаться и пообедать с господином комендантом, который вежливо порадовался моей задержке. Обнаружив, однако, что это лишает меня всякого удовольствия, он предложил излечить моих людей от их химерических страхов. Я засомневался в успехе, и он принял вызов. Он тотчас же приказал щедро раздать им всем водку, как русским, так и корякам. Настроение у них заметно улучшилось, и вскоре веселье заставило забыть о воображаемой опасности. Самые упорные стали первыми, кто помог запрячь оленей, и мои сани были готовы в одно мгновение.

В это время произошла сцена, которая чрезвычайно меня позабавила. Умиавин, провожая меня, выпил много лишнего. Он жизнерадостно сокрушался о моём отъезде и вытворял всякие глупости, которые он называл «прощанием со мной». Он бегал из дома на улицу и обратно и услужливо помогал всем и во всём. Когда мои сани были готовы, он принялся поднимать их, чтобы оценить вес; но не в силах удержаться на ногах, свалился и, падая, сломал острие моей сабли. Огорчение этого добряка при виде такого пустякового происшествия было душераздирающим. Он бросился к моим ногам, обнял их и обливал слезами, заклиная не уезжать, пока я не прощу его. Я попытался поднять его, заверяя в своей дружбе, но он продолжал валяться в ногах и плакать. Только через полчаса мне удалось успокоить его уговорами и словами утешения.

Я вышел из города пешком, сопровождаемый почти всеми его жителями, которые, как они уверяли, желали оказать честь первому французу, когда-либо посетившему их. Г-н Гаген и офицеры гарнизона настояли на том, чтобы проводить меня до ворот, где я ещё раз поблагодарил их за любезность, и мы расстались.

Описание корякских саней – Передвижение на оленях – Почему опасно быть самому возничим – Визит в вождю Амуламуле – В юрте брата Умиавина – О хозяине юрты – Стада северных оленей – Юрты кочевых коряков – Горячие источники Таватомы – Горы Вилиги – Острог Туманы – Буря – Укрытие в заброшенном юрте – План моего путешествия – Иретский залив.

Из четырёх солдат, сопровождавших меня, когда я покинул Каменное, со мной остались только двое — Голиков и Недорезов; остальных я оставил в Гижиге, где они жили. Однако по рекомендации господина Гагена я взял с собой молодого купца по имени Киселёв, который попросил разрешения сопровождать меня до Охотска. Во время моего пребывания в Гижиге я часто имел возможность беседовать с ним, знал цену его обществу, и считал удачей встретить такого приятного собеседника.

Я напрасно готовился вести свои собственные сани; все противились мне, опасаясь, что недостаток знаний и умения в отношении новых для меня оленей может привести к какому-нибудь несчастью; кроме того, им было прямо приказано не допускать меня, по крайней мере в первый день. Когда я подошёл к своим саням, мой проводник уже сидел впереди, и я занял свое место, не обратив на него внимания; но когда он обернулся, я узнал в нём корякского вождя по имени Эвиава. Он пылко выразил свою радость по поводу того, что ему выпала честь сопровождать меня, и мы тронулись.

Я уже давно должен был дать читателю описание корякских саней и теперь могу удовлетворить его любопытство. Картина, я надеюсь, будет достаточно интересной, чтобы быть прощённым за задержку.

На двух параллельных друг другу деревянных полозьях длиной в шесть с половиной футов, шириной в три дюйма и очень грубо обработанных, концы которых спереди загнуты вверх в виде полумесяца, помещается корпус саней, представляющий собой не что иное, как ажурную раму, длиной в пять футов и шириной в восемнадцать дюймов, приподнятую на два с небольшим фута над землёй. Два небольших шеста, около пяти дюймов в окружности, составляют раму этого транспортного средства, мелкие части которой образованы толстыми рейками, вставленными одна в другую. Поперечная перекладина, более прочная, чем эти шесты, соединяет их передние части, которые тянутся к дугам полозьев и крепятся к ним кожаными ремнями. Нижняя часть этой ажурной конструкции опирается на своего рода изогнутые ножки, нижние концы которых раздвоены и вставлены в полозья, а открытая спинка выполнена из изогнутого полукругом дерева высотой шестнадцать дюймов и глубиной двадцать четыре, с короткими перемычками, расположенными вверху, в отверстиях полукольца, почти как спинки наших кресел в саду. В этом узком пространстве путешественник обыкновенно помещает свои припасы или что-нибудь, требующее быстрого доступа. Что касается меня, то я поставил на это место свою шкатулку с депешами, и сидел на ней до тех пор, пока не занял место проводника. Его место находится в середине открытой площадки, рядом с перекладиной; он садится здесь верхом, поставив ноги на полозья саней.