Жан-Батист-Бартелеми Лессепс - Лессепсово путешествие по Камчатке и южной стороне Сибири

По всей вероятности, страх, который коряки испытывают перед этой бабушкой, возник следующим образом. Как естественный результат их предрассудков, они склонны к актам благодарности в тот момент, когда оказываются вне опасности. На вершину холма, где, как они полагали, спала колдунья, мои коряки привезли свои подношения: табак, кусочки рыбы, обломки железа и т.д. Другие до нас тоже оставляли там старые железяки, сломанные ножи, стрелы и т.п. Я увидел чукотское копье, украшенное слоновой костью, и подался было вперёд, чтобы схватить его, но коряки закричали на меня. «Что ты делаешь?! — воскликнул один из них. — Ты хочешь нас погубить?! Такое кощунство навлечёт на нас величайшие несчастья! Мы все погибнем в пути!». Я мог бы, конечно, посмеяться над боязливым прорицателем, если бы не нуждался в помощи этих людей. Чтобы не потерять её, приходилось уважать их заблуждения; потому я сделал вид, что осознал грозящую нам опасность, но как только они отвернулись, я улучшил момент и стащил эту «ужасную» стрелу, как памятник их глупого легковерия.

Следующее селение, которое было на нашем пути, был острог Средний [195], в его положении есть что-то живописное, он находится на берегу моря, у входа в глубокую бухту, в которую впадает небольшая река. Вода в бухте свободна от какого-либо солоноватого привкуса. Коряки, населяющие деревню, приняли меня с большой сердечностью. Я отдохнул несколько часов в одной из двух юрт, которые вместе с несколькими амбарами составляют весь острог. Юрты эти построены так же, как и юрты оседлых коряков, с той лишь разницей, что они не подземные, и вход у них расположен на уровне земли. У этих берегов водятся разнообразные съедобные моллюски, они являются главной пищей местных жителей.

Мы выехали вечером со свежими собаками и проехали восемь вёрст по реке Средней. Лёд в некоторых местах ломался под нашими санями, но смелость и ловкость моих проводников справились с этими препятствиями. Если им надо было выйти на берег, они предусмотрительно надевали свои снегоступы, чтобы иметь более широкую опору на хрупком льду. Но самым большим неудобством был скользкий лёд; собаки не могли удержаться на ногах и ежеминутно падали.

Ещё до полудня 26-го числа мы достигли острога Сиглан [196], последнего на корякских землях, расположенного на реке с тем же названием. Он находится в семидесяти семи верстах от Среднего и не отличается от него ни размером, ни населением. В нём есть только одна юрта, построенная на якутский манер; описание её я отложу до моего прибытия к этим людям. Мы задержались в Сиглане, чтобы поработать с нашими санями, а именно — закрепить под полозьями пластины из китовой кости, которые стали необходимы на рыхлом снегу, и уехали в пять часов вечера.

Сначала мы пересекли бухту, названную по имени деревни. Она была большой и хорошо защищённой, за исключением, кажется, юга и юго-востока. Берега её весьма высокие, а сама бухта так широка, что мы добирались до её западного мыса целых восемь часов [197]. Дальше я обнаружил ещё один изгиб береговой линии, ещё более значительный, называемый бухта Ола [198]. Несмотря на скорость нашего бега, мы десять часов пересекали её в самой широкой части.

27 апреля, около трёх часов пополудни, я остановился в Оле, тунгусской деревне в ста четырнадцати верстах от Сиглана. Она расположена на песчаной равнине в устье реки Ола, которая, расширяясь в этом месте, образует небольшую гавань, у оконечности которой в зимнее время укрываются тунгусы. Два дня назад они переехали оттуда в деревню, состоящую из десяти юрт, в которых будут жить, пока стоит тёплая погода.

Эти юрты не подземные, как у камчадалов и большинства оседлых коряков; они также длиннее и выше. Стены опираются на толстые столбы, а в верхней части крыши узкая щель, которая тянется через всю крышу; очаг также вытянут во всю длину дома. В восьми футах над огнём, который поддерживается всё лето, они вешают на поперечные балки весь свой запас рыбы и тюленей, чтобы высушить и закоптить их, и это на самом деле главное преимущество таких домов. С помощью пары дверей в противоположных сторонах юрты они могут заносить огромные куски дерева, целые деревья для очага. У каждой семьи есть своя постель в маленьких отдельных пологах по бокам жилища. Юрта, в которой я побывал, была разделена на отдельные комнаты, стены которых были сшиты из выделанных рыбьих кож, сшитых вместе и окрашенных в разные цвета. Этот необычный гобелен весьма хорошо выглядит.

Зимние юрты круглые и построены на земле, как и летние. Стены сложены из больших вертикальных брёвен, крыша наклонная, как у нас, с отверстием в верхней части для выхода дыма. У них есть дверь, на одном уровне с фундаментом. Чтобы дым выходил лучше, некоторые из юрт имеют внутри своего рода коридор для прохода воздуха.

Вскоре после моего прибытия в Олу, ко мне пожаловали несколько женщин, некоторые были одеты по-русски, а другие — по-тунгусски. Я выразил своё восхищение их красотой и узнал, что это был деревенский праздник; я также понял, что это было их своеобразным кокетством — появляться в своем лучшем наряде перед незнакомцами. Из их самых любимых украшений предпочтение, по-видимому, отдаётся вышивкам из стеклянного бисера. Некоторые из них сделаны с хорошим вкусом; на сапоге одной молодой девушки я видел вышивку, восхитившую меня своим изяществом; но и она не могла поспорить с красотой ножки, обтянутой чем-то вроде кожаных панталон, поверх которых свисала коротенькая юбка.

Есть поразительное сходство между тунгусами и ламутами, у них схожие черты лица и один и тот же язык. Мужчины крепки и хорошо сложены; некоторые женщины имеют азиатскую внешность, но не плоский нос и широкое лицо, как у камчадалов и большинства коряков. Мягкость и гостеприимство, по-видимому, являются характерными качествами этих людей. Они искренне хотели мне помочь, но возможности их были так невелики, что они могли заменить только часть моих собак.

Покинув деревню, мы двинулись дальше по морю. Нас сильно беспокоило состояние льда той ночью, частые звуки от образующихся в нём трещин, которые мы слышали под собой, отнюдь не рассеивали наши страхи.

На рассвете мы достигли берега и взобрались на крутой мыс. Подъём был так сложен, что мы дали себе семь часов отдыха, прежде чем снова выйти к морю, но спуск оказался ещё более трудным, чем представлялось. Нам пришлось пробираться через берёзовый лес. Один из проводников, был сбит санями, которые врезались в него, когда он поворачивал. Он попытался ухватиться за ствол дерева, но, к несчастью, упал на остриё своего остола, которое вошло ему в бок; он также сильно ударился головой, и нам пришлось посадить его на одни из грузовых нарт.