Пётр Мельников - Они придут завтра

Наконец-то приехали Ю. А. Билибин, В. А. Цареградский и Д. Н. Казанли, — и все встало на свое место. Устроились в гостинице «Золотой рог». Первого июня в состав экспедиции влился местный доктор Д. С. Переяслов.

Из новичков алданцам больше всех приглянулся Д. Н. Казанли. Он был просто неотразимо привлекателен. Под кепчонкой худое бледное лицо, вопрошающие голубые глаза, рот от удивления полураскрыт. Этакое обманчивое лицо «псковского парня-простака». И рассеян потрясающе, как выражался художник.

— Митя, закрой ворота, а то барыня уведет своего мужика, — тихо просил его Лунеко.

Митя спохватывался и быстро застегивался на все пуговицы. Сергея он поразил своей энциклопедической начитанностью и памятью, что никак не вязалось с его рассеянностью. Уже позже Раковский понял — это у него от избытка талантов. А как он просто объяснял музыку! Когда сошлись поближе — узнал, оказывается, отец его был известным музыкантом и умер незадолго перед революцией. И, как говорили алданцы, бывшие партизаны и чекисты, биография у Мити была подходящая. Мальчишка рос впечатлительным, горячим, порывистым. На его глазах матросы штурмовали Зимний дворец. 14-летним парнишкой он со своим велосипедом пристал к отряду Красной гвардии и отправился сражаться против Юденича. Мать устроилась переводчицей в штаб 7-й Красной армии, в походе простудилась, заболела туберкулезом и в 1923 году умерла. Он остался с сестрой Ириной. Окончил Петроградский университет, работал геодезистом в Криворожье и Карелии. Оставляли при кафедре и, как и Ю. А. Билибину, сулили великую профессорскую будущность, ученые степени.

— Это успеется… — легкомысленно ответил Митя и уехал на Колыму.

«Ребята из нашей партии, которые здесь нас дожидались, мне понравились, — писал Казанли 10 июня Ирине. — Испытанная, приисковая, таежная публика с широкими золотоискательскими замашками».

В начале нюня 1928 года весь состав Верхнеколымской геологоразведочной экспедиции был в полном сборе: начальник Ю. А. Билибин, его помощник геолог В. А. Цареградский, геодезист Д. Н. Казанли, поисковики-разведчики С. Д. Раковский и Э. П. Бертин, доктор Д. С. Переяслов, заведующий хозяйством Н. П. Корнеев и 15 рабочих. Закупили продукты, снаряжение, лекарства, а попутной оказии все еще не было. Экспедиция теряла драгоценные летние денечки. Невосполнимая потеря для отъезжающих на Дальний Север.

Наконец-то 12 июня из «Золотого рога» и «Версаля» таежники перебрались на палубу японского парохода «Дайбошимару», Какой контраст! Словно из рая спустили в преисподнюю. Сергей Раковский и Эрнст Бертин с веселой иронией прощупывали глазами и толстыми подошвами сапог проржавевшую насквозь посудину. Кто-то разузнал, что корпус ее пролежал на морском дне 15 лет. И где только Совторгфлот раскопал для аренды такое дырявое судно? Начальство разместилось в каюте, если только так можно было назвать сарай с двухэтажными нарами, наскоро сколоченный из теса у самой трубы. Рабочие расположились в трюме, там меньше качало и не так обдавало паром и дымом.

Капитан, узнав о целях экспедиции, весь рейс косился на русских. Охотск, Колыма, что им там нужно на этой земле, которая так близка к Японии и где у японских милитаристов совсем недавно были такие верные дружки и собутыльники. Билибину, Раковскому и Бертину эта затаенная и плохо скрываемая неприязнь японца доставляла особое удовольствие. Да, бочкаревцы не оправдали надежд «акул Антанты», золотой кусок уплыл из-под самого носа любителей чужого добра.

Над головой — небо, под днищем судна — бездонная глубина. Болтанка на волнах в старой дырявой посудине не доставляла никакого удовольствия. В конце второго дня «Дайбошимару» неожиданно изменил курс и юркнул в бухту Ольга, спасаясь от надвигавшегося циклона. Однако никто не унывал. Алданцы упрямо, и так и эдак, вслух прикидывали и гадали о том, что их ожидает там, в далекой Оле, на колымской земле.

Пять лет работы на Незаметном для Раковского пролетели, как один миг. Их, старателей, в артели было восемь и там, в безлюдной тайге, они все должны были делать сами. Шестеро строили зимовье, а Сергей Раковский с Борисом Акильдиновым шурфил. Да-а, попадались участки, где золото липло к подошвам. Теперь на том месте вырос прииск Незаметный. А что найдем на Колыме? — думал Раковский, всматриваясь в далекие морские горизонты.

Билибин успокаивал. Несмотря на злоключения в пути, он был настроен оптимистически:

— Индигирка, Колыма и Чукотка — это как бы продолжение Аляски, — пояснял он старателям. — Геологический возраст, наличие рассыпного золота… Казалось, сраженный стихией золотой великан растянулся так, что ноги его оказались на Аляске, туловище на Чукотке, голова на Колыме, а руки он раскинул на Лене и Индигирке.

Ребус, прочитанный геологами в каменной книге земли. Заманчивая гипотеза. Экспедиции предстоит проверить, обосновать, доказать это и, возможно, не за один год. Да, на такое дело потребуется не одна экспедиция. Его, Билибинская, первая специально для поисков золота. А первым всегда достается больше, чем тем, кто пойдет вслед. Еще в Ленинграде он узнал — на Колыму должна выехать экспедиция Наркомвода — исследовать судоходность реки, а также экспедиция Академии наук — изучать рыбные богатства. Что ж, это совсем неплохо. Веселее будет работать. Отряды Якутской комплексной экспедиции с прошлого года исследуют бассейны рек Яны, Индигирки и Колымы. Не исключено, что с кем-нибудь доведется и встретиться, хорошо бы с самим С. В. Обручевым. Вот будет праздник!

Циклон пронесло, море поулеглось, и «Дайбошимару» снова лег на прежний курс. Плыли в густом тумане, оглашая море тревожными низкими гудками. В этой сырой мгле, во власти слепой стихии таежники чувствовали себя неуютно. Теперь, когда Алдан был так далеко, словно в тридесятом царстве, старатели все чаще вспоминали его добрыми словами.

Однажды ржавая посудина вдруг вздрогнула вся, словно наскочила на камни, заскрипела, качнулась, и тут же сиплым гудком издала панический вопль. Может быть, касатка ударила в борт плавниками? И чего она кружится около «Дайбошимару»? Неужели чует, что суденышко вот-вот развалится и тогда будет чем поживиться?

Туман и протяжный вой гудка, этот вопль о бедствии, которое вот-вот может совершиться при столкновении двух судов, навевали на доктора Д. С. Переяслова тоску. Уже пожилой, в очках, он мрачно раздумывал о том, с какими болезнями придется встретиться ему на Колымском материке, в этом холодном и малолюдном крае. Лихорадка, худосочие, золотуха, слепые, больные сифилисом, оспой и проказой. Чем он может им помочь? Проказа когда-то распространилась как раз на те районы, где, возможно, геологам придется работать. Насколько он помнит, среди якутов, проживавших в верховьях Колымы, эта болезнь была замечена еще в 1765 году. Врача же Рабека из Якутска попросили приехать лишь 20 лет спустя, когда проказой заболел сам родоначальник Матюшинского рода. Позже прокаженных видели уже по всей Колыме. А может, болезнь сошла в могилу вместе с ее носителями? Ведь бывает так при эпидемиях чумы и холеры.