Пётр Мельников - Они придут завтра

Камни читать умеет… А толку что? Не богаче Сафейки стал…

— Спросил, как читать камни?.. — древний Колланах в упор смотрит на Макарку. — Сэрэга скажет, он не жадный.

Изрытое оспой лицо Медова в просящей улыбке:

— Скажи, Сэрэжа, как читать камни? А? Колланах просит. Ты мне, я — другим. Много глаз смотреть будут. Помогать тебе будут. Твоя правда, — у нас город построят, так все говорят. В бухте Нагаево город будет! Колланаху что надо? Мне что надо? Мал-мало живу и усну… А дети, а? Им какая жизнь идет!

Раковский медленно, по-якутски объясняет, по каким признакам легче всего отличить руду, золото и уголь от пустой породы. Сафейка пришел в себя, навострил уши. Медов и Колланах даже дышать стали реже и тише, глаза их расширились от волнения, словно Длинный Нос посвящал их в какое-то запретное колдовство…

— Запомните ли только?

— Моя помнит… Моя помнит, — как заклинание повторяли старики.

— Смотреть надо и в тайге, и в горах, и на камни в скалах вдоль рек и речек. И на крутые обрывы, и в долинах. И сквозь воду в сланцевые щетки… Увидишь камни тяжелые, плотные или пористые с дырками, покрытые железной ржавчиной — бери… И место запомни… Где поднял. Золотая Борода в город поедет и скажет, что ты нашел… Награду получишь. Увидишь темно-серую, зеленовато-серую, черную породу, пропитанную такой же ржавчиной — бери… И в них могут быть цветные и редкие металлы… Главное — запомни, где поднял камень, не спутай…

Макар и Колланах согласно кивают головой, переглядываются между собой, всем видом показывают, что камни такие вплели, найдут и принесут их.

Кварцевые жилы увидишь — запомни. Их легко заметить. Плотная крепкая порода белого или молочного цвета, слой, пласт… Самые ценные покрыты ржавчиной. Бывают крапинки — черные, коричневые, серебристые, золотистые, зеленовато-желтые или соломенно-желтые.

У Сафейки от таких слов голова закружилась. Нет, не запомнит он, не научится читать камни.

С. Д. Раковский.

Сергей поясняет, что такое соломенное, и, уразумев, старики дали знать, пусть Длинный Нос продолжает.

— Ходи по земле, и не только смотри, но и нюхай. Чуешь земля, камень керосином пахнет — возьми такой кусок. Увидишь на обрывах известняк или песчаник, покрытый темными, масляными потеками — бери… Увидишь на озере или в речной заводи цветистые радужные пленки. Пальцем попробуй, если будут тянуться, как масло — запомни место: тут может быть нефть!

Было уже совсем темно, когда Макар и Колланах вышли провожать Сергея до палатки. Откуда-то налетела свора собак, яростный лай их отозвался по всей Оле. Колланах негромко цыкнул, замахнулся длинной палкой, и собаки, повизгивая, откатились в сторону.

С моря тянуло солоноватой влагой. Дышалось легко. Высоко в небе мерцали крупные звезды и среди них Полярная, для Сергея самая счастливая. В какие бы дебри он не забирался, во время своих скитаний, она всегда помогала ему определять, куда двигаться.

Уже давно крепко спит Сергей, а Макарка. Колланах и Сафейка все еще стояли, словно три крепких корня, и громко разговаривали.

— Горный хрусталь… Как стекло… Белый или дымчатый… А? Шибко шайтан, Сэрэга… И ходи, и смотри, и нюхай, а где взять такой длинный нос?.. — Сафейка засопел во тьме.

— Твой шайтан — щенок, старых баб пугать. А Длинный Нос — олень манчук… — несердито откликнулся Колланах. — Шайтан много прыгал, мало думал. Длинный Нос много ходил, много думал, много видел.

Угомонился и Сафейка. Во сне бродит за Раковским и Билибиным, подглядывает и подслушивает, как оба они читают камни и тихо переговариваются между собой. Проснулся Сафейка, глазам не верит. Все пропало. Кругом тьма. Заворочался на полу.

И Макарка, видать, в полудреме, закрыл глаза, дышит тяжело. Его одолевали зимние видения. Го ему казалось, что дом вот-вот сорвет с места и всех их понесет в сугробы, в тундру. То ему чудились жалобные причитания женщин.

«Тэлл — владыка тайги и тундры, не тронь нас!» Женщины кричат, корчатся в истерии, бессильные и ничтожные, как снежинки над седой холодной грудью океана. А он, тэлл, могучий северный ветер, свистит и пляшет, хохочет, издевается над людьми, забившимися в юрты и яранги. В эти часы, когда над ними воют метели, они не видят, как высоко над землей повисли цветные гирлянды северного сияния, как непрерывно и чудесно меняются и играют краски. Это для него, тэлла, только для него небо стало краше летней тундры…

Макар очнулся, презрительно покосился на Сафейку. Жадность — болезнь хуже проказы. Сафейка дрожит. Губы его шепчут заклинания, он призывает память ничего не забывать. Он зарыл много золота. В земле взял и земле отдал. Если бы у него был кит, он задобрил бы тэлла. Сало бросил бы в море, мясо бросил бы в море, и кляуль грохотал бы в бубен.

— Жри, злой дух, но не лишай памяти… Там зарыл и там…

Только Колланах спал без сновидений. Наконец, задремал и Макарка. Он простыл в ту поездку с начальником. Большой начальник, Царь-город зовется.

— Ездить не умеешь, зачем взял нарту? — кричал ему Макарка. А начальник не обиделся. — Хочешь учиться, купи свою нарту… — А начальник не обиделся, большой хороший начальник…

Во сне застонал Макар Медов, преследуемый медведем. Туркин убил медведицу, освежевал и поразился — совсем как голая баба. И груди, и живот, и ноги, и все, даже оторопь взяла. «Турка убил твою жену, Турку и догоняй!» — взмолился Макар. Надо бы бежать, а ноги, как свинцовые, не слушаются, с места не сдвинешь. Большой бурый медведь навалился, замахнулся когтями, и вдруг откуда ни возьмись — Длинный Нос, бросился под брюхо и ножом распорол живот зверю. Медведь взревел и замертво грохнулся на землю. Длинный Нос вынул глаза, зашил веки, чтобы не видел медведь, кто будет жарить его.

— Совсем, как якут, Сэргэй, симбирь саха…

Длинный Нос налил в серебряные рюмки спирта и поднес Колланаху, Макару и Сафейке. Спирт жжет кровь, жжет сердце. Прежде чем отведать жареной медвежатины, Колланах, а с ним Макар и Сафейка вскочили, замахали руками, трижды крикнули:

— Это не мы убили тебя! Это не мы убили тебя! Это не мы убили тебя!

А тэлл все бушевал над Олой…

Дурной сон. К чему бы это?

Как все они, участники первой Колымской геологоразведочной экспедиции, ждали этого дня! И вот он пришел: Колыма вдвое перевыполнила государственный план 1936 года и одна дала столько же драгоценного металла, сколько добыли все тресты «Лензолото», «Якутзолото», «Балейзолото» и «Запсибзолото», вместе взятые. Об этом на первой геологической Всеколымской конференции публично заявил сам начальник Дальстроя Э. П. Берзин и добавил: «Вексель, выданный Юрием Александровичем Билибиным, оплачен, у руководства Дальстроя претензии к геологам нет».