Данико Ихошвили - Реальность человека 19 века. Мир прошлого из впечатлений и мнений современников

На другой день, под предводительством мельничихи, в стан путешественников явилось несколько женщин, чтобы отдать визит и посмотреть различные вещи. Приходили и мужчины, но больше с практической целью: купить что либо, или продать. Вообще китайские крестьяне производили гораздо более выгодное впечатаете, чем горожане. Уличная толпа в городах была невыносима. Зимой, перед приходом экспедиции, на Сантаху напали дунгане и увели скот.

Жители бежали в горы, и мятежники успели убить только четырех беспомощных стариков. Несмотря на отсутствие скота, крестьяне все-таки вспахали свои пашни. В этом-то умении обходиться собственными силами и заключается секрет процветания их земледелия. Вид полей был таков, что если бы путешественники не знали о нападении дунган по рассказам, они бы и не догадались об этом.

За Сантаху снова пошла Гобийская пустыня, но совершенно бесплодная часть ее продолжалась не долго; ближе к горам Мачин-ола появилась растительность в виде жидких кустарников дзака. С горы Мачин открылся вид на долину, в которой лежит большое озеро Баркуль и на город с тем же именем. Виден был величавый Тянь-Шань, до половины покрытый снегом, а ниже хвойным лесом. В долине, параллельно хребту, тянулся ряд фанз вперемежку с пашнями. Деревья были еще без листьев.

Город Баркуль, по торговому значению, превосходит Хобдо, Хами и Улясутай. В нем много богатых домов и лавок, но грязь невообразимая, и притом ни одного дерева! Глаз отдыхает только за городскими стенами, любуясь садами и пашнями, тщательно обработанными. За городом, в одну сторону, тянется на протяжении версты кладбище, в котором, судя по объему его, хоронят не только горожан, но и жителей окрестных деревень. Могилы большей частью имеют вид круглых невысоких холмиков, обложенных камнями; на вершине лежит иногда лист бумаги, прижатый камнем: это молитва за усопшего. Предъявив паспорта, путешественники получили разрешение остановиться в городе, но они этим разрешением не воспользовались, предпочитая городскому зловонию вольный воздух полей.

За время трехдневной стоянки экспедиции под городом была сухая, хорошая погода; но весна едва еще начиналась, и растительность, по сравнению с Сантаху, сильно отстала.

Горный проход через Тянь-Шань, ведущий в Хами, лежит в нескольких переходах от Баркуля; туда-то и направилась экспедиция. По дороге встречалось много народа: шли пешеходы, перебросив мешки с багажом через плечо, или привесив их к коромыслам, шли крестьяне с земледельческими орудиями. Иные ехали верхом на лошадях, на мулах, или в телегах. Вправо от дороги возвышался снежный хребет, влево почва понижалась, и по плоскому дну долины тянулись пашни. Везде копошились земледельцы; в стороне виднелись телеги; из зарослей выглядывали головы быков и лошадей. На путешественников, утомленных только что пройденною пустыней, такое оживление производило приятное впечатление.

Знаменитый в древности Хамийский оазис образовался, как и все оазисы, благодаря близости гор. С гор текут ручьи и наносят плодородную землю.

Здесь еще были свежи следы дунганского нашествия. Но по всему было видно, что до этого оазис находился в цветущем состоянии и, по всей вероятности, вернется к нему. Бежавшее население начали уже возвращаться; сажались деревья, и все, мало по малу, приходило в порядок.

Город Хами состоит собственно из трех городов, обнесенных стенами: двух китайских и одного таранчинского ( таранчи – местная народность, – прим. ред.). Таранчинская часть города пострадала менее всех. Здесь каким-то чудом уцелели деревья и, между прочим, знаменитая ива джагалун, т.е. дерево девяти драконов. От корня этой ивы идут наклонно девять дуплистых изогнутых стволов, которые, по мнению туземцев, очень похожи на драконов. Был и десятый ствол, но его срубили, и из него потекла, будто бы, черная кровь, образовавшая у ствола целебный источник. Раньше, говорят, этот источник вылечивал от всех болезней, а теперь помогает только от лихорадки.

24 мая экспедиция вышла из Хами в обратный путь по той же дороге. Дул такой холодный ветер, что пришлось кутаться в теплое платье. Перевалив на северную сторону Тянь-Шаня, путники очутились в поясе густой растительности. Северный склон Тянь-Шаня густо покрыть хвойными и лиственными деревьями, кустарником бузины, жимолости, смородины и облепихи. Все было уже в летнем убранстве. Река Коук, на которой путешественники стояли раньше, вдруг укоротилась, обмелела. Немного подальше, она, на глазах у наблюдателей, совсем зарывалась в галечник.

По дороге в Улясутай экспедиции вновь пришлось пересечь Гобийскую пустыню. Безотрадная картина открылась их взорам; ни растений, ни животных, ни даже ящериц не было видно. По дороге валялись кости лошадей, мулов и верблюдов. Караван шел и после заката солнца при лунном свете. Когда скрывалась луна вожак отказывался идти дальше, и караван останавливался на ночлег. Действительно, местность была такого рода, что заблудиться было легко, и тогда всем угрожала гибель.

После полудня 17 июня, мы находились весьма близко западной стороны северной оконечности острова Итурупа, не знав тогда, что она составляет часть сего острова. Оконечность сия, напротив того, казалась нам отдельным островом, ибо залив Сана, вдавшись далеко внутрь земли, походил на пролив, да и на карте капитана Бротона сия часть берега оставлена под сомнением, по неизвестности, пролив ли тут или залив. Желая узнать это достоверно, приблизились мы к берегу мили на три итальянские. Тогда увидели на берегу несколько шалашей (по-сибирски барабор), две большие лодки (байдары) и людей, бегающих взад и вперед.

Полагая, что тут живут курильцы, отправил я, для отобрания от них сведений об острове и о других предметах, к нашему делу принадлежащих, мичмана Мура и штурманского помощника Новицкого на вооруженной шлюпке с четырьмя гребцами, а усмотрев, что с берега едет большая лодка к ним навстречу, и не зная, как жители хотят их встретить, тотчас подошел со шлюпом ближе к берегу и потом, на вооруженной шлюпке, с мичманом Якушкиным и с четырьмя гребцами, поехал сам к ним на помощь. Между тем лодка, встретив первую нашу шлюпку, воротилась и вместе с нею погребла к берегу, куда и я приехал.

На берегу нашел я, к великому моему удивлению, мичмана Мура, говорящего с японцами. Он сказал мне, что тут есть несколько наших курильцев с тринадцатого острова, или Расева, занесенных сюда в прошлом лете погодою, которых японцы, продержав около года в заключении, решились наконец освободить. Теперь их привели на это место под конвоем японских солдат для того, чтобы отправить их отсюда на лодках при первом благополучном ветре к своим островам. Мур показал мне японского начальника, стоявшего на берегу, саженях в сорока от своих палаток к морю; его окружали восемнадцать или двадцать человек в латах, вооруженных саблями и ружьями. Каждый из них в левой руке держал ружье кто как хотел, а в правой два тонких зажженных фитиля. Я подал ему приветственный знак, по нашему обыкновению, поклоном, а он мне поднятием правой руки ко лбу и небольшим наклонением всего тела.