Сергей Эйгенсон - Занимательное литературоведение

В августе (числа не помню) вдруг к нам в Улясы приехали три человека верховых с оружием военным, но в разномастной одежде. Один из них был старший. Держались свободно и оценивали наше житье критически, "как монголы" – говорят. А мы в самом деле были одеты уже частично в шкуры зверей, кожаные брюки были у всех из кожи выделанной. На другой день отец уехал с партизанами в Уланком. А на другой день один человек пригнал двух лошадей с запиской отца, где он требовал, чтоб Ванюшка и я явились в Уланком и привезли свой военный карабин. В Уланкоме мы увидели большой лагерь, человек 500–600 партизан расположились на окраине широким, пестрым табором. Нас провели к трем палаткам, там помещались командиры, в средней был Сергей Кузьмич Кочетов. Он был приветлив, расспросил о жизни и рекомендовал ехать – "где люди живут". Приняли у нас карабин и дали нам 5 вьючных быков, две лошади, чтобы вывезти имущество. Что было сделано на другой день. А на другое утро, когда мы встали, то там, где был лагерь партизан, оказалось пустое место, только кое-где дымились остатки костров. Куда делись партизаны? Никто не знал. Отец спешил. Упаковывали в тюки, ящики с картинами, монгол привел верблюдов и несколько лошадей. Кочетов оставил транспорт для желающих ехать и Тувинскую самоуправляющуюся трудовую колонию. С нами ехали Дробинин, Пятерников, Кутергин, и др. с семьями. Это были все торгаши и служащие торговых фирм. Караван в 25–35 верблюдов, 15–20 верховых, 5–6 тележек, упряжек двинулись от Уланкома на восток. День-два пути – показалось озеро Убса-Нур, путь по северо-западному берегу, затем перепал через Танну Ола и спуск по долинам реки Элегест до Атамановки. Когда мы приехали в Атамановку, то с удивлением узнали, что Кочетов и все партизаны по домам – убирают урожай…

Не то в ноябре или в начале декабря 1920 года мы бродили с Ванюшкой далеко выше Огневки и заметили вооруженных 6 человек. Четверо из них. оставив лошадей в лесу, сами поднялись на высоту и в бинокли рассматривали Огневку. Мы были встревожены, но осторожны. На другой день Ванюшка один ходил в том же направлении и также видел конных людей вооруженных и в разномастной одежде. На некоторых были монгольские шубы и малахаи, чего среди партизан не замечалось. Мы быстро собрались и двинулись обратно. В селе Элегест (в 7 км от Атамановки) мы оказались в военном положении. Партизаны в полном вооружении битком набили каждую хату. Тут мы узнали, что генерал Бакич с отрядом движется из Монголии в Туву по дороге, которой мы прибыли из Уланкома. Видимо наши около Огневки люди были разведкой отряда Бакича. В Атамановке мы обнаружили ту же картину – готовность партизан к бою. В селе было много партизан и регулярных красноармейцев – до одной роты. Ванюшка записался в отряд партизан, жил с отрядом в клубе, спали не раздеваясь. Геннадия не приняли – по несовершеннолетию.

Бакич развернул отряд к Элегесту. Там уже шли небольшие стычки разведок. Но вот 12-го января 1921 г. часа в 4–5 утра по Атамановке заиграл сигнал боевой тревоги горниста, раздались выстрелы галопировавших по улице конных, забил колокол около клуба, там же был цейхгауз. Партизаны и красноармейцы умчались к северо-западной стороне села – направление с. Элегест, там уже слышались выстрелы. Было еще темно, холодно – около 35–40 – мглистый туман. Мы с Геннадием кое-как одевшись, бежали к клубу. Там все гудел колокол. Около цейхауза толпилось много мужиков – получали винтовки. Зав. цейхаузом Барабанов записывал оружие получателям, но его вытолкали за дверь и винтовки и патроны быстро пошли по рукам. Геннадий и я, схватив винтовки с патронами, подались на край села. Светало. Я, как и другие, на опояске волочил по дороге за собой цинку с патронами. Встретились трое конных, один был без оружия, соскочил с коня, схватил цинку с патронами, подал товарищам, те умчались обратно. Винтовку он повертел в руках и забросил в снег – "не годится – ржавая!" – затвор не работал.

Руки, ноги в дырявых валенках у меня застыли к тому времени, и сам я продрог, плача шел я домой. Отогревшись в тепле, с другими ребятами, с крыши дома мы наблюдали за полем боя. Почти па всех крышах торчали бабы и ребятишки. В лучах восходящего солнца было видно наших бойцов, рассыпавшихся вдоль поскотины (там были готовые окопы) и наступавших цепью, среди кустов белых. В морозном воздухе выстрелы глохли дробной воркотней, пули, долетавшие в село, шлепались о стены домов. От Элегеста доносилась перестрелка, там тоже шел бой. Часов в 10–12 со стороны Элегеста, обходя фронт слева от нас, появился конный отряд человек 200. Бой затих, гадали – чьи?! Левый фланг наших наращивался, туда катили пулемет. Один конный мчался к нашим, наш пеший к нему, парламентеры быстро разошлись и как только пеший вернулся к нашим частям – закричало, загудело, застреляло пуще прежнего, а над конным отрядом ярко сверкнула сталь шашек и отряд лавой покатился на правый фланг белых. Урра-ааа – конников слилось с фронтом обороны Атамановки в сплошной рев. "Ура", — кричали бабы и ребятишки на крышах, летели в воздух шапки мальчишек.

Фронт – конные и пешие бросились навстречу белым, те несколько мгновений торчали истуканами, затем бросились бежать… Через несколько минут, километра за 3, на горе появился конный отряд человек в 300, это генерал Бакич убегал с конвоем из-под Атамановки, через полчаса там показался отряд конников Кочетова. Но Кочетову в этот раз не удалось захватить Бакича. Бакич бежал в Монголию, но Кочетов опередил его, выслав небольшой отряд конников, которые встретили Бакича в Уланкоме и принудили сдаться. Итак, генерал Бакич с отрядом около 13 тысяч человек был разгромлен.

Пленные тысячами проходили по Атамановке, обозы с женщинами на коровах верхом и пр. пр. зарисовывал отец. Он много сделал рисунков с пленных.

Ну, как видим, рассказчик несколько подправил ситуацию, переместив своего отца из рядов побежденных в ряды победителей. Понятно, причины мы уже разбирали. Естественна также аберрация с увеличением численности бакичевского войска на порядок – все военные историки всех времен отмечали этот феномен. А в остальном – драгоценный источник. Есть на нем неподдельный отпечаток подлинности. Видимо – так оно и происходило

Что же до первого, исходящего от Кочетова, описания событий, так и в нем есть сомнительные места. Скажем, "все семьдесят пушек", в которые превратилась оставшаяся к тому времени единственная макленка. Да и генерал Шеметов, по достоверным данным, начальником штаба у Бакича не был, а вел колонну гражданских и нестроевых, которая, видимо, и составила большую часть кочетовских пленных.

Мы с вами, однако, слышали это не непосредственно от Сергея Кузьмича, которому в момент рассказывания около шестидесяти трех, а со времени событии прошло 36 лет. Мы это узнаем от Тойво Ряннеля, который услышал историю во время совместного закусывания в 1957 году, а изложил, как можно понять, где-то в 90-х, во всяком случае, напечатал он эти рассказы в 1998, спустя еще более 40 лет. Конечно, тут могут быть довольно крупные аберрации.