Андреа Вульф - Открытие природы [Путешествия Александра фон Гумбольдта]

Выйдя из Боготы, они перевалили через первую горную гряду, воспользовавшись перевалом Квиндио на высоте 12 000 футов, считавшимся самым опасным и сложным во всех Андах {463} 463 AH Cordilleras 1814, vol. 1, p. 63ff.; AH Cordilleren 1810, vol. 1, p. 17ff.; Fiedler and Leitner 2000, p. 170. . Борясь с грозами, дождями и снегами, они шли по грязной тропе, которая часто была шириной всего в 8 дюймов. «Таковы тропы в Андах, – писал Гумбольдт в дневнике, – по которым приходится проносить свои рукописи, инструменты, коллекции» {464} 464 AH, 27 November 1801. См. также: AH, 5 October 1801, AH Diary 2003, vol. 1, p. 131, 155. . Его восхищала способность мулов балансировать на узком карнизе, хотя это был скорее «спуск топтанием на месте», чем продвижение вперед {465} 465 AH, 27 November 1801, ibid., p. 151. . Рыб и рептилий, пойманных в реке Магдалене, они лишились: стеклянные банки упали и разбились вдребезги. В считаные дни их обувь порвалась о бамбуковые побеги, торчавшие из грязи, так что продолжать путь пришлось босиком.

Продвижение на юг, к Кито, через горы и долины, было медленным. Путешественники спускались и поднимались, их встречали то лютые метели, то невыносимая духота {466} 466 AH, 14 September 1801, ibid., p. 124; AH Cordilleras 1814, vol. 1, p. 64; AH Cordilleren 1810, vol. 1, p. 19. . Кое-где их подстерегали такие глубокие и узкие трещины и овраги, что приходилось сползать вниз, молясь о сохранении жизни; зато ниже, в равнинах, их приветствовали залитые солнцем луга. Иногда по утрам на фоне лазурного неба громоздились заснеженные горы, а бывало и так, что они были окутаны в такие густые облака, что ничего не было видно. Высоко над ними огромные андские кондоры простирали трехметровые в размахе крылья, медленно скользя на фоне неба; они были черны, за исключением кольца белых перьев вокруг шеи и белой бахромы на крыльях, блестевшей «подобно зеркалу» на полуденном солнце {467} 467 AH, 22 December 1801, AH Diary 2003, vol. 1, p. 163. . Однажды ночью, на полпути между Боготой и Кито, они увидели в темноте языки пламени, вырывавшиеся из жерла вулкана Пасто {468} 468 AH, 19 December 1801, ibid., vol. 2, p. 45. .

Никогда еще Гумбольдт не чувствовал себя в такой несусветной дали от дома. Если бы он сейчас умер, то минули бы месяцы, а то и годы, прежде чем о его участи узнали бы родные и друзья. Он не имел никакого представления о том, что происходит у них в жизни. Например, его интересовало, в Париже ли до сих пор его брат Вильгельм или вернулся с женой Каролиной в Пруссию? Сколько у него теперь племянников? После отплытия из Испании два с половиной года назад Гумбольдт получил всего одно письмо от брата и два от старого друга, и то с тех пор уже минуло больше года. Где-то между Боготой и Кито в одной из затерянных в Андах деревень чувство одиночества так сильно охватило его, что он сочинил длинное письмо Вильгельму с подробным описанием их приключений в Южной Америке. «Я неустанно строчу письма в Европу», – гласила первая строчка {469} 469 AH to WH, 21 September 1801, AH WH Letters 1880, p. 27. . Он знал, что письмо вряд ли попадет к адресату, но все равно старался ничего не упустить.

На следующий день путешественники встали ни свет ни заря, чтобы продолжить путь. Иногда под боком у них разверзались пропасти глубиной в несколько сотен футов, а тропа, по которой они опасливо ступали, бывала ужасно узкой, так что бесценные приборы и коллекции в тюках, навьюченных на мулов, болтались над бездной {470} 470 AH, 27 November 1801, AH Diary 2003, vol. 1, p. 155. . Такие моменты были особенно напряженными для Хосе, отвечавшего за барометр – самый важный инструмент, которым Гумбольдт определял высоту гор. Барометр представлял собой длинный деревянный шест со стеклянной колбой с ртутью. Гумбольдт придумал ящик-футляр для этого особого походного барометра, но стекло все равно легко могло разбиться. Прибор обошелся ему в 12 талеров, но к концу пятилетней экспедиции его цена выросла до 800 талеров, как подсчитал Гумбольдт, приплюсовав к уплаченной сумме деньги, которые он платил людям, заботившимся о безопасности прибора в путешествии по Южной Америке {471} 471 О барометре и его стоимости см.: Ibid., p. 152. О Хосе и барометре см.: AH, 28 April 1802, AH Diary 2003, vol. 2, p. 83. Изображение дорожного барометра см. на портрете Гумбольдта кисти Фридриха Георга Вейча. См. также: Seeberger 1999, p. 57–61. .

Из нескольких его барометров остался цел только этот. Предпоследний разбился за несколько недель до этого, по пути из Картахены на Магдалену. Тогда Гумбольдт так расстроился, что рухнул наземь посреди маленькой городской площади. Лежа там на спине и глядя в небо, в несусветной дали от Европы и от европейских мастеров, делающих инструменты, он заявил: «Везет тем, кто путешествует без бьющихся приборов!» {472} 472 Wilson 1995, p. 296; AH, 19 April – 15 June 1801, AH Diary 2003, vol. 1, p. 66. Он не представлял, как измерять и сравнивать горы мира без этих бесценных предметов.

Когда они наконец приехали в начале января 1802 г. в Кито, преодолев 1300 миль, через девять месяцев после отбытия из Картахены, они получили новости, что сообщения о капитане Бодене были ошибочными {473} 473 AH, Aus Meinem Leben (1769–1850) (см.: Biermann 1987, p. 101). . В конце концов Боден не поплыл в Австралию через Южную Америку, а вместо этого направился к мысу Доброй Надежды в Южной Африке и оттуда через Индийский океан. Любой другой от такой новости пришел бы в отчаяние, но не Гумбольдт. Он рассудил, что теперь, по крайней мере, нет нужды спешить в Лиму, что дало им время подняться на все вулканы, которые ему хотелось обследовать.

Вулканы интересовали Гумбольдта по двум причинам. Прежде всего, он хотел проверить, «работают» ли они автономно или связаны друг с другом под землей. Если это были не просто местные явления, а группы или кластеры, протянувшиеся на огромные расстояния, то между ними могла существовать связь через земную кору. Вторая причина интереса Гумбольдта к вулканам заключалась в том, что их изучение могло подсказать ответ на вопрос, как возникла Земля.

Вид на Кито, базу Гумбольдта на протяжении нескольких месяцев

К концу XVIII в. ученые начали догадываться, что Земля старше, чем написано в Библии, но между ними не было согласия в том, как она образовалась. Так называемые нептунисты считали, что главной силой выступала вода, в которой путем осаждения медленно образовывались горы, минералы и геологические объекты, постепенно выступившие из первобытного океана. Другие, «вулканисты», доказывали, что начало всему было положено катастрофами, вроде вулканических извержений. Маятник продолжал раскачиваться между двумя этими концепциями. Одна из проблем европейских ученых состояла в том, что их познания ограничивались двумя действующими вулканами Европы – итальянскими Этной и Везувием. Теперь Гумбольдту представилась возможность обследовать больше вулканов, чем кому-либо до него. Они влекли его так неудержимо потому, что он видел в них ключ к пониманию феномена возникновения Земли; Гёте позже пошутил в письме, в котором рекомендовал Гумбольдту свою знакомую: «Поскольку вы принадлежите к натуралистам, считающим, что все создано вулканами, я посылаю вам женщину-вулкан, все сжигающую и испепеляющую» {474} 474 Goethe to AH, 1824, Goethe Encounters 1965–2000, vol. 14, p. 322. .