Андреа Вульф - Открытие природы [Путешествия Александра фон Гумбольдта]

Человек мрачный и экономный, Фридрих Вильгельм III не был выдающимся правителем. Он не стремился к удовольствиям и не принадлежал к любителям изящных искусств, как его отец Фридрих Вильгельм II, и не обладал военными и научными способностями своего двоюродного деда Фридриха Великого. Зато был увлечен часами и мундирами, причем настолько, что Наполеон якобы сказал как-то, что Фридриху Вильгельму III следовало бы заделаться портным, так как «он всегда точно знает, сколько ткани нужно для солдатской формы» {736} 736 Terra 1955, p. 244. .

Тяготясь своей зависимостью от двора, Гумбольдт просил друзей не распространяться об обрушившихся на него высочайших милостях {737} 737 AH to Marc-Auguste Pictet, 1805, Bruhns 1873, vol. 1, p. 355. . И неспроста: некоторых шокировало, что, прослывший таким независимым, революционно настроенный Гумбольдт сделался подданным короля. Его друг Леопольд фон Бух сетовал, что теперь Гумбольдт проводит в королевских дворцах больше времени, чем придворные. Вместо того чтобы сосредоточиться на научных занятиях, горевал Бух, он тратит время на придворные сплетни {738} 738 Leopold von Buch, Diary 23 Jan 1806, Werner 2004, p. 117. . Обвинение было не вполне справедливым, потому что на самом деле Гумбольдт гораздо больше занимался наукой, чем придворными делами. Ему приходилось регулярно бывать при дворе, но он выкраивал время на лекции в Берлинской академии наук, писательство и продолжение сравнительных магнитных наблюдений, начатых в Южной Америке.

Давний друг семьи и зажиточный владелец винокурни пригласил Гумбольдта пожить в его садовом домике {739} 739 Bruhns 1873, vol. 1, p. 356. . Его имение раскинулось на берегу Шпрее, всего в нескольких сотнях ярдов от знаменитого бульвара Унтер-дер-Линден. Маленький садовый дом был простой, но безупречный – что сэкономило Гумбольдту деньги и позволило ему сосредоточиться на своих магнитных наблюдениях. Для этих целей он построил в саду шалаш, не использовав ни одного железного предмета или гвоздя, чтобы ничто не влияло на результаты наблюдений {740} 740 Ibid.; Biermann and Schwarz 1999a, p. 187. . Однажды они с коллегой потратили несколько дней кряду, снимая данные каждые полчаса, днем и ночью, и засыпая лишь урывками. Эксперимент дал 6000 результатов, правда, сами экспериментаторы от этого совершенно обессилели.

В начале апреля 1806 г., проведя с Гумбольдтом целый год, Жозеф Луи Гей-Люссак вернулся в Париж {741} 741 Werner 2004, p. 79. . Гумбольдту стало в Берлине грустно и одиноко, и уже через несколько дней он посетовал в письме другу, что живет «совсем один, как чужой» {742} 742 AH to de Beer, 22 April 1806, Bruhn 1873, vol. 1, p. 358. . Пруссию он воспринимал как чужую страну. Гумбольдт также переживал за свои ботанические публикации, которые взял на себя Бонплан. Это были специальные книги для ученых на основе собранных в Южной Америке гербариев. Как опытный ботаник, Бонплан был лучше подготовлен для этой задачи, чем Гумбольдт. Тем не менее Бонплан полностью ее игнорировал. Ему никогда не нравилась тяжелая рутинная работа по описанию образцов растений и вообще писать; пробираться по джунглям ему нравилось несравненно больше, чем корпеть за письменным столом {743} 743 AH to Carl Ludwig Willdenow, 17 May 1810, Fiedler and Leitner 2000, p. 251. . Расстроенный медленным продвижением в работе, Гумбольдт докучал Бонплана просьбами ускориться. Когда Бонплан отправил наконец в Берлин первые пробные страницы, Гумбольдт пришел в раздражение от количества ошибок. Точность не была сильной стороной Бонплана, особенно, как считал Гумбольдт, «касательно латыни и цифр» {744} 744 AH to Bonpland, 21 December 1805. См. также: AH to Bonpland, 1 August 1805, 4 January 1806, 8 March 1806, 27 June 1806, Biermann 1990, p. 179–180. .

Торопить Бонплана было бессмысленно; вскоре он сообщил о своем намерении отбыть из Парижа в новую экспедицию, чем привел Гумбольдта в отчаяние. Тот передал собственные образцы растений собирателям по всей Европе, а сам был занят написанием сразу нескольких книг, поэтому Бонплан был ему необходим для сосредоточения на ботанической работе. Постепенно Гумбольдт терял терпение. Впрочем, поделать он все равно ничего не мог, оставалось забрасывать старого друга письмами, состоявшими из уговоров, ворчания и просьб.

Сам Гумбольдт был куда усидчивее и уже завершил работу над первым томом труда, впоследствии превратившегося в 34-томное «Личное повествование о путешествии в равноденственные области Нового континента» (Voyage to the Equinoctial Regions of the New Continent). Книга была названа «Записки по географии растений» (Essay on the Geography of Plants) и вышла на французском и немецком языках. Книга включала великолепный рисунок его так называемого Naturgemälde о природе как совокупности единства и взаимосвязей. Текст книги представлял собой главным образом объяснение этой иллюстрации – развернутая подпись или пространный комментарий. «Я написал большую часть этой работы, находясь рядом с предметами описания, у подножия Чимборасо, на берегах Южного моря», – объяснил Гумбольдт в предисловии {745} 745 AH Geography 2009, p. 61. .

Раскрашенная вручную раскладная гравюра размером три на два фута представляла собой изображение климатических зон и растений в зависимости от географической широты и долготы. Основой для нее стал набросок, сделанный Гумбольдтом после восхождения на Чимборасо. Теперь Гумбольдт был готов поделиться с миром совершенно новым подходом к наблюдению растений и прибегнул для этого к визуальному разъяснению. В Naturgemälde Чимборасо изображался в разрезе и с распределением растений от долины до границы вечных снегов. В небе рядом с горой указывалась для сравнения высота других гор: Монблана, Везувия, Котопахи, а также высота, на которую поднялся на воздушном шаре в Париже Гей-Люссак. Гумбольдт также указал высоту, которой он сам, Бонплан и Монтуфар достигли при восхождении на Чимборасо, а ниже – меньшую высоту, покоренную ла Кондамином и Бугером в 1730-х гг. Слева и справа от горы помещались колонки со сравнительными данными по силе тяжести, температуре, химическому составу воздуха и точке кипения воды, приведенными по высотам над уровнем моря. Все было представлено детально и в сравнении.

Гумбольдт использовал этот новый визуальный подход для обращения к воображению читателей, объяснил он другу, так как «миру нравится смотреть » {746} 746 AH to Marc-Auguste Pictet, 3 February 1805, Bruhns 1873, vol. 1, p. 347. . В «Записках по географии растений» он подходил к флоре в расширенном контексте, видя природу целостным феноменом, запечатленным, по его словам, «вчерне» {747} 747 AH Geography 2009, p. 64. . Это была первая в мире книга по экологии.

В прошлые века в ботанике преобладал принцип классификации. Растения часто упорядочивались по признаку их пользы или вреда для человека: либо по направлениям их использования – скажем, в медицине или в декоративных целях, либо в зависимости от запаха, вкуса, пищевой пригодности. В XVII в., во время научной революции, ботаники попытались сгруппировать растения более рационально, в зависимости от их структурных сходств и различий: семян, листьев и цветков. Они пытались упорядочить природу. В первой половине XVIII в. шведский ботаник Карл Линней произвел революцию в этой концепции своей так называемой половой системой, классифицирующей цветковые растения по признаку количества у них репродуктивных органов – пестиков и тычинок. В конце XVIII в. другие системы классификации приобрели популярность, но ботаники продолжали придерживаться представления, что таксономия – важнейшее правило их отрасли знаний.