Джордж Кеннан - Кочевая жизнь в Сибири

С разделением двух арок на полосы сияние достигло своей предельной силы, и с этого времени его сверхъестественная красота медленно, но неуклонно угасала. Первая арка распалась, а вскоре за ней и вторая, цветные вспышки появлялись все реже и реже; светящиеся полосы перестали вращаться в зените, и через час в тёмном звёздном небе не осталось ничего, что напоминало бы нам о полярном сиянии, кроме двух слабых пятнышек Магеллановых облаков…

Медленно прошёл февраль, и в марте мы всё ещё жили в Анадырске, не имея никаких известий ни от майора, ни от пропавших Арнольда и Макрея. Прошло уже пятьдесят семь дней с тех пор, как они покинули свой лагерь в низовьях Анадыря, и мы стали опасаться, что больше никогда не увидим их. То ли они умерли от голода, то ли замерзли на какой-то пустынной равнине, то ли были убиты чукчами – мы не могли знать, но само их долгое отсутствие было доказательством того, что с ними случилось что-то неладное.

Меня совсем не устраивал маршрут, по которому мы прошли от Шестаково до Анадырска: лесистых рек на этом пути было мало, а перевезти тяжёлые телеграфные столбы через обширную бесплодную тундру между ними было невозможно. Поэтому 4 марта я отправился из Анадырска на пяти собачьих упряжках, чтобы попытаться найти лучший маршрут между Анадырем и верховьями реки Пенжины. Через три дня после нашего отъезда мы встретили по дороге специального гонца из Гижиги в Пенжину, который вёз письмо от майора, датированное 19 января. К письмам были приложены письма полковника Балкли, извещавшие о высадке Анадырского отряда под командованием лейтенанта Макрея, и карта, показывающая расположение их лагеря. Майор писал следующее: «В случае, если – не дай Бог! – Макрей и его отряд не прибудут в Анадырск, немедленно, по получении этого письма, сделайте всё возможное, чтобы доставить их из их слишком долгой зимовки в устье Анадыря, где они были высажены в сентябре. Мне сказали, что Макрей высадится только в случае полной уверенности, что он доберется до Анадырска на лодках, и, признаюсь, мне не нравятся такие сюрпризы, какие преподнес мне полковник Балкли. Теперь наш долг состоит в том, чтобы сделать всё возможное, чтобы вытащить их оттуда, где они находятся – вы должны использовать все собачьи упряжки, какие можете, наполнить их собачьим кормом и провизией и немедленно отправиться на поиски лагеря Макрея». Эти указания я уже предвидел и выполнил, и партия Макрея, или, по крайней мере, всё, что я смог найти, теперь жила в Анадырске. Когда майор писал это письмо, он, однако, не предполагал, что мы с Доддом услышим о высадке отряда от кочевых чукчей или что нам придет в голову отправиться на их поиски без приказа. Он также знал, что велел нам не особенно пытаться исследовать реку Анадырь до следующего сезона, и не ожидал, что мы выйдем за пределы последнего поселения. Я поспешно написал Додду записку на обледеневшем полозе моих опрокинутых саней, обморозив при этом два пальца, и отправил курьера с письмами в Анадырск. В почте также были письма ко мне от капитана Скаммона, командующего флотом компании, и одно от моего друга У.Х. Долла [106] Уильям Хили Долл (1845 – 1927) — американский натуралист, зоолог и палеонтолог, путешественник, научный писатель. Участвовал в данной экспедиции. , который вернулся с судами в Сан-Франциско и написал мне из Петропавловска, остановившись там на несколько дней. Он умолял меня, во имя всех священных интересов науки, не выпускать ни одного насекомого или живого существа из-под моего бдительного ока; но, читая его письмо той ночью у костра, я с улыбкой подумал, что заснеженная тундра и температура 40 градусов ниже нуля не очень благоприятны ни для роста и размножения насекомых, также как для их отлова и коллекционирования.

Я не буду вдаваться в подробный отчет об исследованиях, которые мы с лейтенантом Робинсоном провели в поисках более практичного маршрута для нашей линии между рекой Пенжиной и Анадырском. Мы обнаружили, что речные системы Анадыря и Пенжины разделены только невысоким горным хребтом, который можно легко преодолеть, и что, следуя вверх по одному из притоков последней, перевалив через водораздел и спустившись по притоку Анадыря, мы будем иметь почти непрерывное водное сообщение между Охотским морем и Беринговым проливом. Лес вдоль этих рек был в достаточном количестве, а туда, где его не было, столбы можно было легко доставить на плотах. Такой маршрут был всем, что можно было пожелать, и, весьма удовлетворенные результатами наших трудов, 13 марта мы возвратились в Анадырск.

Мы несказанно обрадовались, узнав по приезду, что Макрей и Арнольд нашлись, и через пять минут уже пожимали им руки, поздравляли с благополучным прибытием и засыпали вопросами об их путешествиях и приключениях, а также о причинах их долгого отсутствия.

Шестьдесят четыре дня они жили у кочевых чукчей, медленно и кружным путем продвигаясь к Анадырску. С ними довольно хорошо обращались, но отряд, с которым они ехали, не спешил добраться до поселения и передвигался по десять-двенадцать миль в день по огромной тундре, лежащей к югу от реки Анадырь. Они испытывали большие трудности, питаясь оленьими внутренностями и жиром, страдали от паразитов, большую часть этих двух долгих месяцев они провели в дымных чукотских чумах и порой уже не надеялись добраться когда-нибудь до русского поселения и снова увидеть цивилизованного человека, но надежда и мужество поддерживали их всё это время, и в конце концов они добрались до Анадырска. В их багаже оказалась квартовая бутылка виски, завернутая в американский флаг! Как только мы собрались все вместе, мы подняли флаг на шесте над нашим маленьким бревенчатым домиком, приготовили пунш из виски, которое пропутеше­ствовало половину Северо-Восточной Сибири, и выпили его в честь людей, которые прожили шестьдесят четыре дня с кочующими чукчами, и пронесли «звезды и полосы» через самую дикую и неизвестную область на всём земном шаре!

Теперь все изыскания были сделаны, и мы стали готовиться к возвращению в Гижигу. Майор приказывал мне встретиться там с Макреем, Арнольдом, Робинсоном и Доддом к первому апреля, а март уже приближался к концу.

20-го числа мы собрали наши припасы и, простившись с добрыми, гостеприимными жителями Анадырска, отправились длинной вереницей нарт к побережью Охотского моря.

Наше путешествие было весьма однообразным, и второго апреля, поздно ночью, мы оставили позади себя белую пустынную тундру Парена и увидели маленькую юрту с плоской крышей на берегу Мальмовки, которая находилась всего в двадцати пяти верстах от Гижиги. Здесь мы встретили людей с собаками и санями, посланных нам навстречу майором, и, оставив нагруженные сани и усталых собак, уселись в лёгкие нарты гижигинских казаков и при свете полярного сияния помчались к посёлку.