Евгений Бузни - Шпицбергенский дневник

И вот тут получилась загвоздка. Всё затормозилось. Когда, присутствовавший при переговорах Королёв убедился в трудностях замены билета на Москву, он плюнул на затею и сказал, что отказывается лететь, потерпит до намеченного дня вылета. Но норвежской авиакомпании об этом его решении ещё не сообщили, потому я думаю, что его данными паспортными интересуется контора губернатора, чтобы помочь со срочным вылетом.

Чуть позже шести стали собираться гости, то бишь пришли геологи.

Поболтали и сели за стол. Зингер, конечно, был в центре внимания. Попозже, когда уже никто не ждал, приехал консул со своим завхозом и посольским работником Юсуповым Володей, работавшим когда-то здесь в консульстве, а теперь является советником посольства в Москве. Посидели, я пошёл за видеокамерой, чтобы снять Зингера в компании таких высоких гостей. Пока настраивал камеру и появился с нею, за столом начался горячий разговор о Цивке.

А я как раз начал снимать и практически весь разговор попал на плёнку.

Интересно, вспомнят ли об этом завтра дипломаты, ведь беседа была отнюдь недипломатичной.

Консул Антипов, уходя, сказал мне, что в конце августа он устроит приём для руководителей научных подразделений, и, хотя я не руководитель, меня он приглашает уже сейчас персонально. Я, конечно, согласился, сказав, что это приглашение принимаю, как писатель.

Немного надо бы сказать о консулах. Почему немного? По той причине, что, во-первых, мы работали с консулом параллельно. У консула политическое направление и юридическое, а у меня сугубо экономическое. Он представляет Целое государство, а я представлял только трест «Арктикуголь». Во-вторых, за мою бытность сменилось четыре консула, сейчас работает пятый.

Первым был интеллигентный человек Еремеев, который по возвращении со Шпицбергена преподавал в академии дипломатов. Это уже говорит о чём-то.

Но мы с ним почти не были знакомы. Я тогда был всего-навсего переводчик, не ему чета, да он и уехал вскоре после моего появления в Баренцбурге.

За ним появился Якушин Владимир Фёдорович. Его я уже упоминал в связи с описанием приезда Премьер-министра Норвегии. Любопытный человек в какой-то степени. Но ещё любопытнее был его досрочный отъезд из Баренцбурга, связанный с несложившимися отношениями с директором рудника. А в чём дело?

Консул Якушин будто бы решил заработать денег больше, чем ему полагалось по штатному расписанию. Поэтому он, якобы, предлагал кому-нибудь работу в консульстве, за которую платил работнику трест, а консул выписывал за ту же работу зарплату у себя, но получал её сам. Я пишу «будто бы» и «яко бы» по той причине, что сам документов таких не видел, но отправлял в Москву факсом заявления от некоторых лиц по этому поводу. Кроме того, слышал, что консул опять же будто бы приходил к директору и говорил, что своими скрытыми доходами тот должен делиться с консулом, если не хочет, чтобы они были раскрыты. Этот, своего рода, рэкет только начинал входить в систему нашей страны.

Директор не счёл нужным вступать в эту игру, зато на консула пошли жалобы в Москву, которые и привели к приезду проверяющих и появлению временно исполняющего обязанности консула Николая Степановича Комисарова. Это был в высшей степени культурный и интеллигентный человек, подумавший уже о пенсии и потому приехавший на архипелаг лишь временно на несколько месяцев, пока подберут новую кандидатуру.

Мы с Комисаровым прекрасно ладили. Почти ежедневно он звонил мне в кабинет, начиная разговор после приветствия всегда одной фразой: «Евгений Николаевич, вы всё знаете, скажите мне, пожалуйста…» и дальше следовал вопрос, связанный с какой-нибудь информацией, как найти кого-то или что-то в Лонгиербюене, или что-нибудь из истории архипелага. Да он оставил по себе только приятное впечатление, и расставаться с ним было жалко.

Новым консулом был назначен Владимир Ильич Оноша. Кое-что я уже успел о нём рассказать раньше. Насколько мне известно, он ушёл из жизни, приехав в Москву и заболев по причине невоздержанности к алкоголю. Это мы сами наблюдали в Баренцбурге. Однажды, прилетев вместе в Лонгиербюен, Владимир Ильич пригласил меня в свою машину проехать до посёлка. Я сел и, прежде чем завести мотор, хозяин положения и машины достал из внутреннего кармана плоскую бутылку коньяка, вынул откуда-то две рюмочки и, наполнив их, предложил выпить. На закуску достал, как фокусник, яблоко, разрезал его и протянул мне половину. После этого спокойно поехали, и я понял, что это не единичный случай, а, скорее всего, уже привычка.

По дороге в посёлок Владимир Ильич рассказал мне короткий анекдот, который, наверное, рассказывал всем, кого он возил на машине, сидя сам за рулём:

К подъезду высокого учреждения подъезжает шикарная машина. Из неё выходит человек и идёт в здание. Один из наблюдавших картину, спрашивает другого:

— Кто это приехал?

Другой отвечает:

— Не знаю, что это за начальник, но за рулём у него сидит консул.

То есть Владимир Ильич тоже не забывал показать своего превосходства над другими людьми. Другой отличавшей его особенностью было то, что он умел и любил разговаривать, как большой знаток, на любую тему. О чём бы ни заходил разговор, Оноша готов был высказать по этому поводу своё мнение эксперта. Это же я потом заметил и у Михайлова. Видимо, на многих людей, занимавших или занимающих командные посты, они действуют таким образом, что заставляют верить в своё всезнайство. Ну, а Комиссаров, был настоящим интеллигентом и не боялся признаться, что чего-то может не знать.

Кажущееся всезнайство Оноши, к сожалению, приводило к ситуациям, когда слушателям становилось неловко от его слов, льющихся из него непрерывным потоком, как и у его предшественника Якушина.

Сидим мы как-то в консульстве на совещании по вопросу охраны окружающей среды Шпицбергена. Присутствуют норвежские специалисты по этому вопросу. Оноша выступает с длинной речью, рассказывая о том, что недавно видели на одном из островов овцебыка. Ну, как можно было говорить знающим людям такую несуразицу, даже если кто-то некомпетентный ему об этом сказал, когда на самом деле давно известно, что последнего из этих некогда завезенных сюда животных, так и не сумевших выжить в суровых условиях заполярного архипелага, наблюдали на Шпицбергене более двадцати лет назад? Или стал говорить о том, что белый медведь охотится на оленей. Да нет этого в его повадках. Зачем же говорить о том, что не является предметом собственных знаний?

Отношения у меня с Оношей складывались не просто. Человеком он по природе своей работы был подозрительным и потому, не знаю о других, но меня, кажется, всё время в чём-нибудь подозревал. На этой почве однажды возникла конфликтная ситуация. Как-то приехали к нам в Баренцбург новрежские журналисты с гражданином Украины, который в давние годы работал у нас в посёлке на вертолётной площадке, но не в вертолётной службе, а в геологоразведочной экспедиции. Этот человек в погоне за заработком или по каким-то другим соображениям рассказывал журналистам о том, что будто бы русские на Шпицбергене готовились когда-то к захвату норвежского посёлка. Чушь несусветная, однако заявление это могло стать сенсацией, потому журналисты за него и ухватились.