Евгений Бузни - Шпицбергенский дневник

Меня же Ховде на обратном пути привёз к себе домой в окрестностях Осло, где я провёл в обществе его семьи почти сутки. Да, это было незабываемое для меня время знакомства с Норвегией.

Дом моего друга находится в горах и буквально в десятках метрах от него начинается лес. Где бы я ни бывал обычно, если встречался лес, я обязательно в него шёл. Так и здесь я пошёл пройтись по совершенно незнакомому мне лесному краю. Он, как и у нас в России, здесь прекрасен. Немало хоженых троп, поскольку жильё человека рядом, но людей почти не видел. Дойдя до оврага, решил позвонить по мобильному телефону домой в Москву. И в самый момент нашего разговора увидел внизу оврага прекрасного лося, о чём и стал немедля рассказывать по телефону жене. Это была фантастическая удача. Когда пришёл и стал рассказывать о встрече семейству Ховде, они тоже были удивлены.

Видимо, не часто им самим приходится встречаться с животными в лесу. Да и бывают ли они там часто?

Но во дворе у них живёт в своеобразном небольшом вольере, сделанном из проволочной сетки, кролик. Он всё время пытается прокопать ход под сеткой и удрать.

Вечером Ховде повёз меня и младшего сына на экскурсию, включая попутную рыбалку. На реке я забросил блесну в самый перекат и сразу почувствовал рывок форели. Подматывая катушкой рыбу и выводя уже её к берегу, у видел краем глаза улыбку Ховде и услышал его радостный голос:

— Поздравляю, мистер Бузни, это ваша первая рыба.

Ну не знаю, известна ли в Норвегии русская примета, не говорить под руку и не поздравлять заранее, только рыба тут же, ударившись хвостом о камни, подскочила и сорвалась с блесны. Остальные забросы были безрезультатными, и мы поехали осматривать пещеры и зоосад.

На следующий день, провожая в аэропорт, на мой вопрос об оплате сказал, Ховде сказал, что тресту уже перевёл деньги, а то, что обещал мне, тоже перечислил на мой московский адрес. До последнего момента мне хотелось верить, что всё так и есть. Не привык я не доверять людям. Но ошибся.

В период нашего предполагавшегося сотрудничества Ховде оказывал мне немало услуг со своей стороны. Встречая нас с директором треста по кадрам в Осло, он организовывал нам экскурсию, возил в ресторан, находил место для официальных переговоров, которое тоже стоило денег. Всё это понятно и нами ценилось. Но если Ховде счёл, что это должно быть компенсировано бесплатными услугами со стороны треста, то подобные вещи у порядочных бизнесменов положено оговаривать предварительно с согласия обеих сторон.

Может быть, на что-то мы бы и согласились. Но этого не произошло.

Ян Эгилю было неприятно слышать о последних действиях Ховде. Он тоже был им обманут во многих отношениях. С Ян Эгилем мы по-прежнему друзья. Его телефонный звонок в научный городок Баренцбурга с острова Крит был для меня приятной неожиданностью. Звонил он мне, как я понял, не подолгу службы, поскольку знал, что я уже давно не работаю на Шпицбергене, а по доброй памяти.

Сейчас Ян Эгиля волнует проблема только что запущенного со Шпицбергена аэростата. Сообщает, перед его запуском во все заинтересованные страны рассылались предварительные запросы с просьбой дать добро на пролёт через из территории. Ответы дали Канада, США, Англия и прочие заинтересованные в пространстве страны, кроме России. Ян Эгиль хотел узнать у меня, в чём дело. Это очень смешно, поскольку я, разумеется, ничего об этом запуске не слышал и никакого к нему отношения не имею, даже не знаю, кому они и что писали. Попросил Ян Эгеля, чтобы мне позвонил тот, кто знает об этом чуть больше. У Ян Эгеля английский не очень хороший, так что он объяснить толком ничего не может. Но он позвонил мне и после обеда по этому вопросу. Я пообещал узнать у наших учёных, занимающихся атмосферой.

Пока я с ним говорил, сидя на диване (Саша принёс телефонную трубку мне в комнату), пришёл Михайлов со своей проблемой. Оказывается, ему трижды уже звонил начальник отдела кадров треста в Баренцбурге Костенко и просил дать свой номер паспорта и домашний адрес в Москве, не понимая зачем, но будто бы по просьбе конторы губернатора. Те же данные он просил о Королёве (гляциологе), поэтому Михайлов пришёл ко мне с Зингером просить позвонить в Лонгиербюен и выяснить, в чём дело. Понятно, что и это, как звонок Ян Эгиля, ко мне никакого отношения не имело, но я пошёл наверх к Роскуляку, нашёл телефон дежурного полицейского конторы губернатора (контора после пяти часов вечера уже не работала), позвонил, узнал номер мобильного телефона переводчика конторы Несса, позвонил ему (он сидел в кафе).

Говорю:

— Прошу прощения, мистер Несс, но мне сообщили, будто бы контору губернатора интересуют паспортные и другие данные наших учёных Михайлова и Королёва, однако, если речь идёт об их предстоящем вылете в Москву, то информирую, что ни Михайлову, ни Королёву визы не нужно организовывать, поскольку они у них есть, и билеты им тоже не нужно покупать, так что никаких данных от них фактически в контору губернатора не требуется.

Несс согласился и сказал, что приедет завтра в Баренцбург и разберётся, если что нужно. Так что Михайлов, который завтра улетает в Лонгиер, а затем 30-го в Москву, успокоился. На это ушло у меня минут десять, и я пошёл ещё немного полежать перед застольем.

Что касается Королёва, то тут другой вопрос. Это милый человек, старый заслуженный полярник, побывавший и долго работавший на Южном полюсе. Приехав сюда с Зингером, чуть ли не сразу стал жаловаться на боли в сердце. Однако врач Баренцбурга ничего угрожающего его здоровью в организме не нашёл. Но Королёв, очень медлительный по натуре, как видется при первом же взгляде на его грузноватую невысокую фигуру, весьма привержен к алкоголю, потребляя его, вероятнее всего, ежедневно. По ледникам ходить он, как и Зингер, уже не может, так что цель его приезда вообще остаётся для меня загадкой. Где-то он делает иногда замеры не то температуры, не то влажности, не имеющие непосредственного отношения к его специальности.

Такое впечатление, что он приехал только затем, чтобы пить в своё удовольствие, находясь в тиши и спокойствии, в стороне от семьи. Может, эта выпивка и влияет на его сердце. Странным кажется жаловаться на боли в сердце и продолжать систематически потреблять алкоголь. Ну не пей, если боишься за своё здоровье.

На днях, когда ему было так плохо, что все забегали вокруг, приходили к нему, лежащему в постели навестить и что-то посоветовать, он сказал, что не хочет здесь умирать, а потому просит немедленно отправить его в Москву.

Но ведь билет ему, как и всем куплен заранее со скидкой на двадцатое августа.

При изменении даты вылета теряется не только скидка, но и сам купленный билет в обратный конец. Кроме того, июль месяц — это пик сезона, когда все билеты на самолёт в Норвегию раскупаются практически заблаговременно. То есть проблем с заменой билета немало. Тем не менее, по просьбе Зингера я позвонил в Лонгиербюен и, обратившись по привычке к своим друзьям в лётной компании, попросил забронировать место для нашего больного. Они не без труда, но это сделали, о чём немедленно сообщили. Однако нам надо было забронировать не только место до Осло, а и из Осло в Москву, что уже относилось к компании «Аэрофлота». Туда я предложил звонить Зингеру самому, позвонилку мой английский там не был нужен, а связей с «Аэрофлотом» я тоже давно не имею.