Евгений Бузни - Шпицбергенский дневник

Небольшая тесная прихожая, в которой снимают обувь, затем комнатка, перегороженная прилавком, а за нм большое число картонных коробок с оборудованием, деталями, столик, на котором стоит включённый телевизор. Справа дверь в туалет, а слева вход в другую комнату, где порядок и чистота. Это основной Рабочий кабинет с диваном, кухонным уголком для приготовления кофе или чая, письменным столом с телевизором.

Ян Эгиль небольшого роста, средней комплекции, подвижный, но успевающий внимательно рассмотреть собеседника, хотя, кажется, никогда надолго не задерживает взгляд на тебе. Решения принимает очень быстро. Иногда я не успевал договорить свою мысль, а он уже хватал телефонную трубку и звонил куда-то, как выяснялось сразу, именно по обсуждаемому вопросу.

Я пришёл тогда по вопросу установки у нас в Баренцбурге телевизионного канала, по которому наши жители могли бы смотреть зарубежные художественные фильмы и спорт. Некоторые просили ещё популярный канал MTV.

Визитной карточки у меня ещё не было, как, впрочем, и у Ян Эгиля, мы называем себя друг другу. Говорю о своей проблеме. Собеседник тогда мне показался несколько мрачноватым или просто слишком серьёзным. Это позже я узнал, что, беседуя со мной или с другими людьми, он всегда думал одновременно о своих семейных проблемах, о необходимости заехать за женой, работавшей на ТЭЦ, или детьми в детский сад, а когда они подросли, то в школу. Ян Эгиль заботливый отец, хозяин в доме, а при большой семье всегда немало проблем.

Узнав от нашего инженера, с которым я пришёл, что антенна в Баренцбурге принимает сигналы с российского спутника, Ян Эгиль говорит, что для приёма канала «Фильм-нет» нужно будет повернуть антенну на другой спутник, поставить декодер, и сыплет терминами, которые я, может, и не знаю, но мой инженер их распознаёт на слух без перевода и согласно кивает головой, говоря, что всё это можно будет сделать. Говоря с нами, Ян Эгиль одновременно копается среди множества коробок и деталей в углу, достаёт откуда-то небольшое устройство и протягивает мне:

— Вот я вам даю, попробуйте установить у себя и настроиться на нужный спутник, называет какой.

Мой инженер, слушая, что я перевожу, сразу всё записывает на листке бумаги. Глаза его светятся неподдельной радостью. Он понял, что, приехав домой, сразу может полезть на нашу гору с антенным устройством и уже сегодня попробовать настроиться на нужный канал.

Ян Эгиль объясняет, что канал платный, но он даёт нам возможность настроиться и первое время смотреть его бесплатно, пока мы решим, устроит ли нас такая программа. Обещает в случае трудностей сам приехать и помочь настроитьсяя. Мой инженер обеспокоен, сколько мы должны заплатить за устройство, так как вообще-то никаких норвежских денег у нас нет.

Ян Эгиль настроитьсяет рукой, говоря, что отдаёт это бесплатно на время, чтобы мы попробовали у себя. Но он так и не взял с нас деньги ни за это, ни за многие другие приспособления, которыми снабжал нас многие годы.

В этот вечер мы с нашим инженером вместе полезли на гору, благо лестница к антенне ведёт прямо от гостиницы, в которой я жил и работал, и вскоре мы смогли увидеть на экране нашего телевизора интересовавший нас канал. А после нескольких пробных дней трансляции канала на весь посёлок я написал письмо генеральному директору треста с просьбой разрешить оплату канала из валютных средств. Тогда трестом руководил Орешкин Анатолий Владимирович.

Я уже писал об одном осложнении в наших с ним взаимоотношениях, а сейчас вспомнился ещё один эпизод, когда ему на меня пожаловались и вот почему. Причина для того времени была весьма серьёзной.

В мае 1995 года Баренцбург посетила Премьер-министр Норвегии госпожа Брут Харлем Брутланд. Событие, прямо скажем, экстраординарное. С ним могло соперничать лишь посещение Пирамиды королём Норвегии, что произошло несколько позже.

К приезду Премьер-министра мы готовили программу вместе с консулом, которым в то время был Якушин, о котором я, быть может, ещё расскажу.

Владимир Фёдорович, так звали консула, предложил мне встретить госпожу Брутланд, показать ей наш посёлок, «А потом, — сказал он, — Я приглашаю Премьер-министра к себе в консульство, а ваша задача, Евгений Николаевич, забрать всех журналистов с собой, устроить им обед в баре, чтобы они не мешали нам поговорить на высоком уровне».

Понятно, что консулу хотелось проявить свою значимость. Помню, как при первой нашей встрече, когда он пригласил меня в консульство для знакомства, то предлагая выпить рюмку коньяка, улыбаясь спросил:

— Что, Евгений Николаевич, небось, впервые сидите за столом с таким важным лицом?

Я не стал тогда говорить гордецу, что здоровался за руку и с президентами, и с послами, но не считал нужным не мыть руки после этого, как у нас принято делать в шутку, поскольку особого рода волнение я испытывал лишь при встрече с большими писателями, которых, в принципе, считаю гораздо выше и важнее, ибо политики приходят и уходят, а труды писателей остаются на века властителями человеческих душ. Когда разговариваешь с людьми такого типа, как Якушин, лучше молчать и, набравшись терпения, слушать, поскольку они не умеют контролировать поток своей речи и изливают его безостановочно.

Именно эту особенность характера сразу уловила норвежская Премьер-министр Брут Харлем Брутланд, когда Якушин хотел поговорить с нею по душам и рассказать всё, что знал и не знал о Баренцбурге, усадив на диван в стороне от остальных гостей. Быстро осознав, что Якушин сам никогда не остановит свою речь, она прервала его, извинившись, и напомнив, что их ждут гости за столом. Такого фиаско Якушин не ожидал, но вынужден был подчиниться этикету.

У меня же произошла картина диаметрально обратного характера.

Усадив журналистов за длинный, накрытый хорошими закусками и выпивками стол в баре, я предложил корреспондентам задавать мне вопросы, если таковые имеются, а для начала сказал для знакомства несколько слов о себе, отметив и тот факт, что из партии не выходил и по сей день считаю себя коммунистом.

Никогда не предполагал, какой эффект произведут эти мои слова о членстве в партии. Тогда ведь мало кто признавался в своей приверженности к коммунистическим идеям, особенно на высоком официальном уровне. И эти мои слова прозвучали для журналистов, как гром с ясного неба и сигнал к сенсации.

Почти все, как по команде, схватили свои фото и видео камеры и начали меня фотографировать, задавая массу вопросов.

Уже на следующий день в норвежской печати рядом с информацией о посещении российского посёлка на Шпицбергене госпожой Брутланд сообщалось о коммунисте Евгении Бузни, находящемся на ответственном посту. По радио передавали интервью со мной. Разумеется, для всех и меня в том числе, всё это было неожиданным.