Евгений Бузни - Шпицбергенский дневник

Ночью не очень спалось, и даже написал небольшое стихотворение о тумане. Зато утром проснулся, когда Старков стукнул в дверь, то есть в половине одиннадцатого. Идти в столовую поздно. Позавтракали чаем с бутербродами.

В нашем фьорде почти нет льдин, но они перешли в Исфьорд и опять препятствуют судам из Лонгиербюена. Вместе с Виктором нарезали три буханки хлеба, привезенные им назад из экспедиции на мыс Старостина, и сушили сухарики, чтобы хлеб не пропал. Я сушил на сковородке, а он на противне в духовке. У меня получалось лучше. Потом позвонил в «Учительскую газету» и узнал, что мой материал об Островском уже две недели назад опубликован.

Приеду, возьму экземпляр газеты. Позвонил поэту Сергею Островому. Он очень удивился и обрадовался звонку. Всё-таки из-за границы. Чувствует себя, как всегда, неважно. Попереводил, пока Старков не сказал, что уже четыре часа и пора на обед.

После еды в столовой ещё занимался переводом, не ложась спать, так как уже поздно было для сна. В восемь тридцать дозвонился в Лонгиербюен до Умбрейта и полчаса говорил с ним. Он сообщил, что сегодня в «Свальбард Постене» вышла статья-продолжение о Цивке, в которой уже наш консул его ругает. Очень хорошо. Теперь Цивка не может сказать, что и это я подстроил. Кроме того, сегодня у Цивки приём шахтёров. Говорят, что 150 человек подали заявления на досрочное расторжение контрактов. Это тоже весомый аргумент в пользу моих мыслей, высказанных Цивке. Вот такая невезуха у Цивки. Я попросил Умбрейта встретить двадцать восьмого и устроить на пару дней нашего Михайлова, улетающего в Москву тридцатого. Андреас, конечно, согласился.

После разговора по телефону пошёл в музей, где Старков вёл экскурсию для ботаников. Те пригласили нас попить с ними чай после нашего ужина, что мы и сделали. Чай, правда, так и не пили. Опустошили бутылку дурацкой водки под названием «Путинка», закусывая помидорчиками, огурчиками, сыром и апельсинами. Ни одного имени ботаников так и не узнал, хотя среди них были три женщины и один мужчина, помимо Димы, работающего уже здесь с неделю. Поговорили об археологии, о Шпицбергене и немного о других вещах. Так и завершился день.

Утром попили чай с булочками, сдобренными маслом и сыром. Старков побежал в музей проводить экскурсию для туристов из Эстонии, прибывших и остановившихся у нас в доме по протекции Зингера. Я взял у Роскуляка компьютерную программу «Органайзер», долго с нею возился, но установить на компьютер не удалось, поскольку диск относится к числу котрапактов и потому некачественный. Пришёл Старков со своей экскурсии, показал ему, как заносить адреса и телефоны в адресную книгу, чем опять осчастливил его, и занялся переводом.

Пошли на обед, а оттуда я отправился встречать судно «Поляр Гёл», капитан которого должен был привезти мне от Умбрейта перевод статьи о Цивке. Однако фьорд весь забит льдинами, над которыми плывут неторопливо пёрышки тумана. Но судно появилось на краю поля и медленно стало его преодолевать, поворачиваясь то вправо, то влево, то почти идя в обратном направлении. Час шло через это ледовое поле. Я пожалел, что оказался без фотоаппарата. Любопытное зрелище, когда относительно небольшое судёнышко прорывается сквозь скопление весьма крупных льдин. А на причале собралось человек двадцать ребятишек нашего посёлка. Оказывается, у них на этот именно день было запланировано экскурсионное посещение норвежского судна.

После причаливания и выхода пассажиров я зашёл на палубу, встретился с капитаном и взял у него конверт Умбрейта. В это время детишки стали подниматься по трапу в сопровождении некоторых родителей, а потом с большим трудом спускаться на нижнюю палубу по очень даже крутой лестнице.

Маленькие боялись сами спускаться, а взрослые их подбадривали вместо того, чтобы самим пойти вперёд и помочь.

Я с письмом отправился к себе, положил пакет, взял камеру и пошёл опять в порт. Кадров на плёнке осталось мало, но я снял и детей, спускавшихся с судна и получающих на прощание по яблоку и шоколадке от норвежцев, и льдины, и судно, прорывающееся сквозь них.

Перед ужином зашёл к геологам на минутку, где Тебеньков Саша у говорил хлопнуть по рюмашке водки для аппетита, что и сделали. Потом поужинал и снова сел за перевод, но успел мало: пришёл Старков и пошли к нему на чай. Прочитал перевод статьи. А у Цивки, как мы поняли, уже есть и вторая статья. У нас пока нет. Так и завершился день.

Проснулся нормально и увидел солнце. Погода стоит прекрасная. На улице относительно тепло. Выходил уже не в тёплом свитере, а полегче.

Старков тоже поднялся, и мы поспешили, чтобы успеть до одиннадцати позавтракать. Потом зашли к геологам, взяли бинокль и смотрели на западный берег, куда на лодке с поляком пошли Державин с Михайловым фотографировать остатки поселения Кокиренесет, где жили поморы. Там в земле занесены почвой основания примерно семи-девяти домиков поморов, то есть это было весьма существенное поселение. Старков собирается просить разрешение на раскопки в следующем году, аргументируя тем, что место подвергается разрушению. А я бы на его месте давно уже там копал.

В фьорде нашем льдов немного, но все они в устье, то есть в Исфьорде.

К обеду начало снова всё нести в нашу сторону. Я посидел с переводом и пошёл на обед сам, так как Старков готовился к приёму у консула. Я посмеялся, говоря, что его там не накормят, и предлагал взять с собой сухарики. Так оно и вышло. Гостей было человек тридцать, дали по рюмке коньяка, чай и пирожное. А говорить пришлось много, да и потом экскурсия в музее. Цивка, отвечая на вопросы о положении в Баренцбурге, естественно, всё хвалил, сказал, что на расторжение подали заявление всего несколько человек, а двести с лишним шахтёров принесли заявления на продление контрактов. Что-то не очень верится. Ему и соврать не долго, но надо проверить. Мне как раз сегодня художник рудника говорил, что есть шахтёры, которые приехав сюда и узнав, что контракт не тот, что им обещали, отказались вообще выходить на работу и не выходили на рабочее место ни одного дня, требуя отправить их назад. Он же рассказал, что целую партию работников из Москвы отправили сюда без подписанных контрактов, когда Цивка заявил им, что все контракты будут подписываться в Баренцбурге. А что могли люди сделать, если они с Украины уже приехали в Москву, рассчитавшись у себя на работе? То же самое мне говорили и в Москве. А тут Костенко утверждает, что ни одного неподписанного контракта нет. Врут хором с директором и нагло. Но попробуем разобраться, что к чему. Хотя ведь мне они документы все показывать не будут.