Евгений Бузни - Шпицбергенский дневник

Умбрейт неоднократно привозил в российские посёлки журналистов из Германии с целью рекламы туризма в эти места, сам публикует регулярно рекламу этих маршрутов, издаёт открытки с видами Пирамиды, а в этом году готовит открытки с видами Баренцбурга, готовит новую книгу о Шпицбергене и российских посёлках.

Умбрейт предлагал и мне принять участие в подготовке совместной книги, написал подробный план её. К сожалению, помочь в осуществлении такого издания я не имею возможности из-за отсутствия времени и требуемых материалов под руками. Прилагаю этот план книги, из которого чётко видны интересы Умбрейта, как историка, желающего отразить истинное положение вещей без тенденциозности с какой-либо стороны, трезво понимающего, что не всегда наши взгляды могут совпадать. Именно этим, я думаю, объясняются и пункты 21 и 24 его плана книги. Кстати, этот план, написанный летом 1995 года, передавался мною тогдашнему консулу Якушину для информации и передачи послу и возможного принятия участия, но ответа от него не последовало.

В августе 1996 года Умбрейт выступил с докладом на международной конференции в Баренцбурге, посвящённой 400-летнему юбилею официального открытия Шпицбергена Баренцем. В докладе, который прочитал его помощник из Англии, поскольку сам Умбрейт в этот день не смог приехать в Баренцбург, говорилось о перспективах развития российского туризма.

По моим наблюдениям Умбрейт никогда не пытался подкупить кого-либо. Если мы встречаемся наскоро в кафе, то обычно платим каждый за себя.

Умбрейт никогда не транжирит деньги, и вся его фирма «Spitsbergen Tours Andreas Umbreit» состоит фактически из одного человека.

Много лет Умбрейт мечтает построить свою контору в Лонгиербюене, соглашаясь предоставить и тресту «Арктикуголь» часть постройки в порядке временной аренды. Однако до сих пор Умбрейту не удалось решить все вопросы с норвежскими властями на архипелаге и здание не построено.

Всё это заставляет меня верить, что Андреас Умбрейт не имеет каких-либо скрытых замыслов причинить вред российской стороне на Шпицбергене.

03.02.97 г.

Эти объяснительные записки, видимо, удовлетворили консульскую службу, так как разговор на эту тему впоследствии не возобновлялся, и работу свою в качестве уполномоченного я продолжал.

С новым консулом Антиповым мы встречались на официальной основе лишь однажды, когда пришли со Старковым поговорить о проблемах археологической экспедиции, а я тогда попутно затронул и проблему Пирамиды, погибающей без должного внимания треста «Арктикуголь». Антипов существенно отличается от своего предшественника тем уже, что умеет слушать собеседника, внимательно относится к сказанному и не делает поспешных выводов. Такое поведение больше подходит к дипломатам и вызывает уважение. Но с ним мы ещё не раз встретимся на страницах книги.

Ещё посидели, потом я погулял немного по Баренцбуцргу (погода была настолько тёплая, что я даже куртку и свитер не надел), пришёл опять в нашу кают-компанию, где почти никто не остался, и мы с Виктором стали убирать со стола. Помыли посуду, на том и завершили день.

Проснулся к своему изумлению в начале двенадцатого. Посмотрел в окно и точно — тучи, идёт дождь. Тот-то мне крепко спалось после вчерашнего.

Поднялся потихоньку, умылся, побрился, пожевал сухарики, сел за компьютер.

Работалось не очень споро. Старков появился после двенадцати. Пошли пить чай с сыром. Он, оказывается, ездил на ГРЭ провожать Михайлова, а оттуда шёл пешком домой, но у самого посёлка попал под сильный дождь и напрочь промок.

После завтрака немного посидел за рабочим столом над переводом. Решили в столовую не идти, поскольку остался вчерашний куриный бульон.

Старков начистил картошки, я включил плитку и поставил сковороду. Картошка пожарилась чудесно, сдобрили её тушёнкой (несколько сомнительного качества, на мой взгляд), потом я вымыл посуду и пошёл к Старкову пить чай.

Нормально.

Едва успел немного подремать после еды, пришёл Старков и сообщил, что будет звонить из Лонгиербюена Михайлов. Думали, что у него проблемы возникли, ан нет. Просто ему хотелось позвонить от нечего делать. Спросил, нужно ли звонить завтра, на что Старков ответил, что такой необходимости нет. А после ужина я позвонил Умбрейту. Он сказал, что как раз сидят с Михайловым за бутылкой красного вина. Ну и ладно. Умбрейт спросил, хочу ли я с ним поговорить, я не нашёл ни желания, ни необходимости.

Когда шёл с ужина, начался дождь, но не сильный, так что не промок. В фьорде несколько шальных льдинок осталось, но на горизонте ещё видно скопление, так что могут и возвратиться к нам.

Зашёл к Роскуляку, отправил в Ялту письмо, и нашли с ним в Интернете мою статью, опубликованную в «Учительской газете». Её несколько сократили и это бы ничего, но заголовок меня поразил «Так ли закаляли сталь?». Я бы такое никогда не написал, ибо у меня сомнения не возникало в таком деле. В то время, когда Островский писал свою книгу, сталь характеров людских закаляли, как надо. Это позженачали портить изделия зарубежными примесями. И придумали подзаголовок «Неизвестные факты жизни Великого Максималиста», хотя в статье о фактах жизни почти ничего не говорится. Странная редакция материала в газете для учителей. Но всё же мой текст о необходимости вернуть Островского в школьные программы оставили.

Солнце появилось в небе к концу дня, то есть почти в полночь.

Старков вошёл ко мне, и я проснулся. Часы показывали одиннадцать.

Нормально: опять проспал, а всё почему? — шёл дождь. Ну, никак не наступит лето. Позавтракали чаем с хлебом и сыром да с маслом. Тут позвонили из консульства, и Старков побежал показывать Юсупову музей. А мы с Виктором около половины второго пошли закупать продукты на остаток наших карточек. Набрали в табачке сгущёнку, помидоры в томате, огурцы, маслины, майонез, макароны. Остальное доберём в буфете завтра.

Пришёл Старков, посидели немного над докладом Урокберга, а потом договорились, что будем готовить обед сами. Старков назначил меня дежурным по кухне. Решили отварить макароны, смешать с тушёнкой и добавить зелёный горошек, что и сделали. Поели с удовольствием.

На руднике сегодня поминки по погибшему позавчера шахтёру. Причина гибели — горный удар, но в этот раз напряжение горное вышло не сверху, а снизу. Как сказал мне главный геолог, с которым мы встретились в бассейне, машинист комбайна сам виноват, так как полез в опасную лаву, хотя лезть туда не было необходимости. В этот момент и произошёл взрыв снизу, который поднял комбайн к потолку, разворотив машину и придавив машиниста. Спросил о допустимости оставлять целики в лаве. Он попросил меня не слушать то, что говорят неграмотные шахтёры, и долго пояснял, что, конечно, целики оставляют, когда надо, но в данном случае причина гибели была не в этом.