Евгений Бузни - Шпицбергенский дневник

В ходе застольной беседы я не забыл упомянуть Нессу, что перед ним сидит настоящий шахтёр Миша, и Несс может спросить его напрямую безо всяких переводчиков, что тот думает о своей жизни в Баренцбурге. Как я и ожидал, Миша сходу сообщил, что зарплата у него весьма низкая, и ничего хорошего он сказать о новых порядках не может. Но вечер шумел анекдотами, рассказами, шутками. К счастью, Чель Морк с друзьями вскоре ушли, так как они были с экскурсией туристического судна Нордштерн, которое посещает Баренцбург раз в неделю. Потом и другие гости стали расходиться. Вечер удался, хоть и был совершенно спонтанным.

Утро было солнечным, вечер тоже, а днём моросило. К вечеру, правда, стало вообще холодно, поскольку второй день дует северный ветер, то есть теперь мне приходилось застёгивать свою ветровку по самый подбородок на пути в столовую, а не назад, как было в предыдущие дни.

Позавтракали блинчиками, принесенными вчера из столовой. Обсуждали вчерашний вечер. Старков уже не паниковал, как вчера. Он ходил в управление, и там встретился с Цивкой, который затащил его к себе в кабинет и стал увещевать по поводу того, что он взял в командировку Михайлова. Старков объяснил, что взял его по просьбе союза писателей для подготовки книги и сценария, кроме того, Михайлов выполнял здесь работу фотографа. Потом Цивка стал убеждать Старкова в том, что Бузни не надо больше брать на Шпицберген. В ответ на то, что я нужен не только как переводчик, но и как организатор всей работы с иностранцами, Цивка ответил, что всё равно он будет добиваться того, чтобы меня не пускали сюда. По словам Старкова, Цивка явно нервничал, но чувствовал себя уверенно, не подозревая о том, что может быть скоро снят с работы. Он снова стал убеждать Старкова в том, что я переводил журналисту не то, что говорили люди, и потому на собрании во время встречи с директором никто не высказывал никаких жалоб. Так он понял те вопросы, которые ему задавались рабочими. Я-то понял их иначе. Цивку беспокоило и то, что я пообещал разобраться с ним на страницах печати. Ну и пусть волнуется. Хотя Старков считает, что мне не следовало ему об этом говорить. А я думаю: пусть поволнуется. Старков узнал, что Мальцев со своей женой уезжают-таки совсем из Баренцбурга, хотя журналисту сказали, что они едут только в отпуск, говоря, что и в этом вопросе я обманул журналиста. До чего же они наглы в своей лжи!

У меня после вчерашнего побаливала голова, так что после завтрака не работал, пытаясь уснуть, но всё время кто-то заходил поболтить, и поспать не удалось. Так с некоторым треском в голове пошли обедать. По пути встретили бегущего Несса. С мокрым от мороси лицом он совершал тренировочный бег и спросил, почему я не пришёл к нему в гостиницу поговорить. А я и не собирался, так как вчера всё сказал, что хотел. Несс потащил нас в гостиницу дать обещанный перевод на русский статей о Цивке из «Свальбард Постен».

Договорились встретиться в Лонгиербюене числа десятого или позже, как сумеем.

Поели, Старков купил в буфете яблоки, конфеты и маслины. Встретил в буфете Игоря-шахтёра. Поговорил с ним о Мальцеве, рассказал о том, как он подло стал отказываться от своих слов, чем подвёл и меня, и корреспондента.

Игорь ответил, что давно знает Андрея, и тот всегда был подловатым человеком.

После обеда я опять завалился на диван и теперь уж задремал. Проснулся аж около восьми. Голова болеть перестала. Пошли на ужин и тут почувствовали холод. На обратном пути встретил Зарембу. Спросил, почему выпустили воду из бассейна и когда снова напустят. Заремба (муж Ларисы — зав. спорткомплексом) сказал, что на самом деле никакой аварии нет у ПВК, а просто Цивка приказал выпустить воду и закрыть бассейн на два месяца. Я поинтересовался, уж не оттого ли он так приказал, чтобы я не ходил в бассейн, на что Заремба засмеялся и сказал: «Отчего же ещё? Конечно от этого».

Да, с него станется, наверное, так и есть. Ну и Цивка. Расказал Зарембе о Мальцеве. Заремба ответил, что знает, и говорили о нём уже. Полагает, что это бесследно для него не останется. Сообщил, что меня все в разговорах поддерживают. Старков потом хмыкнул: «Надо было на собрании поддерживать своими протестными выступлениями. А то молчали, будто поддерживали Цивку».

Ну, за других говорить легче, конечно. У всех семьи, а поддержки ни от кого ждать не приходится. Ни профсоюза, ни партии, как раньше, теперь нет, вот и молчат в открытую, ругаясь лишь за углом.

После ужина переводил статью Черносвитова. Светит солнышко, но не греет. Даже не открываю окно, когда сижу за компьютером.

Утро солнечное. К обеду солнце скрылось в облаках. К вечеру опять появилось. Но не жарко, хоть ветер и стих.

Пошёл будить Старкова, а он лежит с расстройством желудка. Всю ночь его рвало. Что-то плохое съел за ужином в столовой. Отправился сам на завтрак, а на обратном пути зашёл в больницу к главврачу Николаю Ивановичу, взял таблетки активированного угля и какой-то порошок для разведения в воде и питья. Людмила Ивановна, стоматолог, пообещала принести завтра ношпу.

А Захаров Виктор дал марганцовку. Так что дружно взялись за лечение Старкова.

Я что-то болтался по дому, смотрел футбол, искал всё Роскуляка, чтобы отправить почту. Написал письмо в Ялту и Дагу Аванго. Ничего не отправил и пошёл на обед с Захаровым. После обеда собрал свои рубашки и трусы, бросил в стиральную машину, включил её и пошёл подремать. Через час поднялся, нашёл появившегося Роскуляка, отправил свои письма и получил от Тёмы коротенькую записку с просьбой позвонить Томе в Москву. Позвонил, но никто не ответил. Позвонил Юле — она оказалась дома. Потом позвонил в Ялту, поздравил Людмилу с прошедшим днём рождения и узнал сенсационную новость о том, что они решили переехать в Симферополь. Ну и дела. Пошёл в нашу прачечную, вынул бельё из машины и развесил сушиться.

Старков к середине дня уже стал поправляться, но на ужин ещё не пошёл. А Державин, Колесников и Захаров решили пойти в наш рублёвый бар, который построили ещё при Соколове, но одно время он не работал, а теперь снова действует. Я отправился на ужин сам. По дороге встретил качающегося от выпивки шахтёра. Потом ещё нескольких в аналогичном состоянии. Видно было, что бар работает. Правда, в нём дают на одного человека не более 150 г. водки, но они ухитряются, видимо, ещё что-то выпить. Кто-то, выйдя из бара, упал на траву, кто-то тут же подрался.

Я поел сначала в столовой, потом решил всё же заглянуть в бар, что бы увидеть, как там сейчас всё обустроено. Поднялся по лестнице и встретил там уже выпившего человека с относительно интеллигентной внешностью.

При виде меня он стал громко сообщать, что вот идёт знаменитый писатель.