Евгений Бузни - Шпицбергенский дневник

2. Принять меры для возмещения Дубиной В.Г. нанесенного ущерба: устранить недостачу в кассе почты; вернуть деньги, полученные от трудящихся, переданные ему для оплаты счетов в Лонгиере.

3. За счёт Дубины В.Г. приобрести норвежские марки, снятые им с обнаруженных у него конвертов трудящихся и отправить их адресатам.

4. Вернуть обнаруженные у Дубины В.Г. вещи их владельцам.

5. Ввести порядок регистрации всей корреспонденции, проходящей через норвежскую почту, осуществлять учёт проданных марок, ежемесячно представлять отчёт о движении денежных средств, определить порядок операций по заказу и получению в Лонгиере товаров по «выписке».

6. До выполнения в полном объёме пунктов 2, 3, 4 исключить контакты Дубины В.Г. с трудящимися рудника, обеспечив его нахождение в помещении ГСВ Пирамиды.

С такими неприятными историями приходилось порой сталкиваться.

Вскоре после этого случая рудник Пирамида вообще прекратил своё существование, так что отдельного переводчика там перестали держать.

Два человека занимали моё кресло переводчика в Баренцбурге после моего отъезда, но оба не выдерживали взаимоотношений с генеральным директором более одного контрактного срока. Поэтому Цивка решился пригласить меня снова на своё прежнее место уполномоченного треста. Я отказался, и тогда эту должность опять занял человек без знания английского языка, возле которого должен был быть переводчик. Но переводчика профессионала найти на такую низкую зарплату, какую предлагал Цивка, очень трудно, поэтому послали в Баренцбург сына начальника отдела кадров Олега Костенко, закончившего факультет туризма в институте культуры.

С английским языком у молодого парня, не имевшего никогда языковой практики, были сначала большие проблемы. В помощь ему на летний туристический сезон Цивка отправил свою собственную племянницу Катю, студентку института иностранных языков. Разумеется, многое изменилось в связи с этим в работе треста. Если мне приходилось почти ежедневно засиживаться в рабочем кабинете до двух часов ночи, осуществляя огромный объём переписки с разными фирмами и странами, готовя подробные протоколы совещаний и переговоров с иностранными компаньонами, что позволяло руководству быть всегда в курсе всех наших дел в деталях, то теперь переводы многих писем прекратились, протоколы совещаний вообще не ведутся, на телефонные звонки в кабинет почти никогда не отвечают.

Может быть, так легче работать, но я к этому не привык. Как-то проходя мимо группы туристов, которым вела экскурсию на английском языке племянница директора Катя, я остановился и послушал, что она рассказывает своим гостям. Поразило меня то, что информация её никак не соответствовала действительности. После экскурсии я подошёл к Кате и спросил, зачем она говорит то, чего нет в Баренцбурге. Катя, смеясь, ответила:

— Ну и что же, что этого нет. Разве нельзя что-то выдумать, чтобы было интересней?

— Но ведь гид, — говорю я, — тем и отличается, что хорошо знает то, о чём рассказывает. Ему верят, что он говорит правду.

— Ничего страшного, если что-то и выдумаешь, — возразила Катя.

Эти её слова я вспомнил, когда узнал, что она была переводчиком у Цивки. Что она могла выдумывать, переводя, к тому, что выдумывал сам Цивка?

Мы поспорили ещё со Старковым, который пришёл в полную панику, заявив, что всё теперь пропало, и Цивка, доказав корреспонденту свою правоту и получив от норвежцев опровержение, останется на своём месте, а экспедиция оказывается в полном провале, так как ей руководство рудника будет теперь во всём отказывать.

Оставив Старкова отдыхать после обеда, я пошёл пройтись по городку. Тут на машине остановился возле меня Несс, временный переводчик конторы губернатора. Я пригласил его зайти ко мне в гости. Он пообещал, сказав, что как раз собирался вечером в наш дом к Зингеру. Я сходил в табачку, раз уж был в городке, купил яйца и некоторые другие припасы в виде лечо, сосисок, хлеба, блинчиков (в столовой).

К Зингеру Несс зашёл с переводчицей Катей, но потом отвёз её в порт к прибывшим туристам. А тем временем у меня в комнате по предложению Старкова стали готовиться к вечеринке по случаю прибытия полевиков из Вейд фьорда. Тут приехал Несс из порта и оказался в числе первых гостей в моей комнате. Я едва успел рассказать ему о приезде Поля, о котором он, впрочем, уже знал. Несс, вообще-то, полицейский со знанием русского языка.

Моя просьба к Нессу заключалась лишь в том, чтобы он убедил газету «Свальбард постен» не торопиться с опровержением, поскольку Цивка обманывает молодого журналиста, а подождать моего приезда в Лонгиербюен десятого августа. Несс так и не пообещал мне этого, говоря, что не будет вмешиваться.

Честно говоря, мы планировали ужин в составе пятерых человек и приготовили пять приборов на столе в моей комнате. Я подумал, что шестой — Несс не испортит картину. Однако не успел я поговорить с Нессом и минуту, как в комнату вошёл Роскуляк с таким видом, словно я его давно звал, и спросил, что от него надо к столу. Я был удивлён его появлением, но намекнул, что не мешало бы бутылку водки, поскольку знал, что у Старкова всего одна бутылка (буфет оказывается в четверг не работает, и мы не могли купить водку по лимиткам). Роскуляк сделал вид, что намёка не понял, но убежал принести что-нибудь из закуски. Водку не принёс, но сам пришёл. Тут же в комнату вошёл Виктор Захаров и тоже неожиданно спросил меня, что от него требуется. Я решительно не знал, почему он появился и сказал, что обо всём пусть спрашивает ребят на кухне. Позже понял, что его пригласил Державин. И всё бы ничего, но за моим маленьким письменным столом, который я установил между диваном и кроватью, семь человек уместились с трудом, а мою седьмую тарелку с макаронами пришлось мне держать на коленях, поскольку ставить её было некуда. На столе были банки с помидорами в томатном соусе, лечо, маслины, сыр, кукуруза, шпикачки. Всё быстро исчезало, но посуда оставалась, занимая место.

Во время застолья пришёл Юрий Борисович от геологов. Он вообще впервые зашёл в мою комнату и совершенно непонятно почему, хоть мы с ним и друзья. Через некоторое время я услышал, что к нам идёт Чель Морк, директор норвежского музея в Лонгиербюене. Он вошёл не один, а с двумя сопровождающими, один из которых оказался на костылях. То есть. Вместо пятерых, намечавшихся за моим столом с самого начала, оказалось двенадцать человек.

Как мы умещались, остаётся загадкой. Старков принёс давно ещё бутылку водки, откуда-то появились две пластиковые бутылки финляндской водки, Чель Морк притащил с собой коньяк, мы пили и чем-то слегка закусывали. Помню, что заедал водку зелёным горошком, а потом кукурузой.