Евгений Бузни - Шпицбергенский дневник

Но всё это лишь в мыслях попутно. Главное — хотелось пройтись напоследок, почувствовать себя один на один с природой далёкого заполярного архипелага. Вот пролетел наш вертолёт на посадку для встречи генерального директора. Я подхожу к одному домику, осматриваю его, делаю некоторые записи для памяти. Иду к следующему. Время около часа ночи. Летит самолёт. В нём генеральный директор, который ещё не знает, что его ждёт сюрприз в виде очередной публикации против него теперь уж за моей конкретной подписью.

Осматриваю очередной домик. Все они пусты. А там подальше, что у самого берега, домик приютил возле себя легковую машину. Это значит, что кто-то там сейчас ночует. Но я вижу, что уже забрался далековато и пора поворачивать, чтобы, не торопясь, дойти обратно. Вскоре подхожу к палаточному лагерю и вижу, что меня высматривает уже Умбрейт. Ну, понятно, что тоже беспокоится. Зашли к нему, и он стал показывать видеофильм о его поездке на Землю Франца Иосифа, а потом фильм немецких кинооператоров о Пирамиде.

Я едва остановил Умбрейта, видя, что осталось десять минут до трёх, когда мы обещали приехать за ребятами. Всё выключили, сели в машину и в три были на месте. Погрузились, прибыли в аэропорт, когда на регистрацию билетов уже выстроилась длинная очередь. Да это теперь не беда. Без нас не улетели бы.

Сдали багаж до самой Москвы и нигде брать при пересадках его не нужно было, что просто замечательно. Раньше приходилось забирать багаж то в Тромсё, то в Осло и проходить таможенную проверку. Теперь обошлись до Москвы. Правда, в самом Лонгиербюене у меня возникла, было, проблема при прохождении ворот, проверяющих на металл. Я всё вынул из карманов, пропустил через контроль куртку и пиджак, а в воротах зазвенел. Попросили снять сапоги. Снял, прошёл босиком. Сапоги пустили через контроль, но ничего не показалось. Надел спокойно сапоги и меня спокойно отпустили. Вот такое устройство.

В Осло проверку прошли нормально, а в Стокгольме опять была закавыка. Пропускаю через машину куртку. Таможенник спрашивает, не лежат ли у меня в куртке ключи. Говорю, что лежат. Просит показать. Вынимаю из куртки ключи с цепочкой, которые положил специально в куртку, чтобы самому не звенеть. Таможенник взял ключи и пропустил куртку снова через машину, только тогда успокоился и позволил одеться. Вот что значит теракт на самолётах. Меня целых два раза останавливали, а террористы проходят, когда хотят.

В Стокгольме возникла другая проблема. Пошли через паспортный контроль, и нас остановили, не хотели выпускать, так как в паспортах наших указано было время пребывания в стране Шенгенского соглашения пять дней, но не указано, что мы два месяца были не здесь, а на Шпицбергене, то есть вне зоны Шенгенского соглашения. Таможенник долго не хотел соглашаться с тем, что мы были на Шпицбергене, говоря, что это не указано в паспорте. Потом ему надоело объясняться, и он сделал отметку на выезд, пропуская нас. Это, конечно, недоработка норвежского посольства. Надо как-то иначе отмечать визы, чтобы всё было понятно.

В московском аэропорту мы долго стояли в очереди на паспортном контроле. Долго забирали вещи. Наконец, вышли, нас встретил человек с машиной, сели и поехали. Старков собрал с нас по 150 рублей и заплатил шофёру.

Меня удивила такая услуга, поскольку я мог вполне бесплатно доехать на автобусе. Но раз уж договорились, что помогут, я не возражал. Именно по этой причине Юля меня не встречала в аэропорту, так как ей сказали, что в машине всем не хватит места. Ну, по дороге, выясняя, кого и куда развозить, водитель вдруг сообщил, что в мой конец Москвы он не поедет, так что довезёт меня лишь до метро. Я мысленно выругался и сошёл у метро Сокол. Добрался до дома, возле которого уже два часа ходила, переживая, Юля. Она, конечно, ожидала, что меня довезут до самого подъезда. Вот так и завершилось моё путешествие.

У читателя, добравшегося, в конце концов, до последних строк моих дневниковых записей, совершенно справедливо возникнет вопрос: «А где же была все эти годы моя жена, если я лишь мельком упомянул её имя в записях?»

Я могу ответить на этот естественный вопрос так.

Во-первых, дневник начинается с первых двух месяцев моего пребывания на Шпицбергене, когда супруга моя оставалась ещё в Москве, а заканчивается последними двумя месяцами, проведенными на архипелаге в краткой командировке, куда обычно ездят без жён.

Во-вторых…

Жена у меня женщина весьма неординарная. Она обладает несколькими качествами, которые позволили нам преодолеть более чем тридцатипятилетний рубеж официального супружества. Одним из наиболее важных свойств, на мой взгляд, является её терпимость к моему характеру, приводившем к постоянным, часто неожиданным, переменам в нашей жизни.

По меньшей мере, четырежды я менял место работы против своего желания, но из принципиальных соображений. Это сказывалось негативно на нашем семейном бюджете, но мы не расставались по этой причине.

Вскоре после нашей женитьбы меня понесло в Африку, и жена, оставив трёхлетнюю дочку моим родителям, полетела за мной, как делала это и впоследствии, следуя в Индию, Пакистан, на Шпицберген.

Последнее было особенно смешно, поскольку климат Шпицбергена, как известно, резко отличается от климата Азии и Африки. Но в первый же день приезда в Баренцбург Юля открыла в комнате, которую я занимал, сначала форточку, а потом и окно, чтобы дышать свежим воздухом. Конечно, прибыла она первого июля, но, должен заметить, что именно в этот день, когда я встречал её на причале, а она сходила по трапу судна «Борис Пастернак», у нас шёл снег.

Так что слёзы радости на её глазах быстро высыхали не от жары, а от холода.

Ну а в комнате у нас с её приездом всегда было прохладно, что, наверное, способствовало сохранению нашего здоровья.

Другой важной особенностью спутницы моей жизни является абсолютное отсутствие желания каких-либо особых привилегий по отношению к ней. В начале нашей совместной жизни, очевидно, было не так. Постепенно пришло сознание, что чем меньше требуешь, тем больше получаешь.

Первые время жизни в Баренцбурге ей пришлось работать в мехпрачечной. Я ещё не был в то время большим начальником, но, как говорится, был вхож к директору, то есть мог попросить какую-нибудь непыльную должность.

Однако это было не то чтобы не в моих правилах, а, прежде всего, сама жена моя не хотела, чтобы я устраивал её на, так называемую, «блатную» работу.

Единственное, чего ей хотелось, чтобы она занималась тем, что ей близко по образованию инженера-химика. И это было правильно, поскольку именно специалист химик вскоре потребовался в лаборатории ТЭЦ, куда и перевели Юлию Александровну, и откуда она ни за что не хотела уходить, хотя директор впоследствии предлагал мне найти ей работу полегче и поспокойней, чтобы не нужно было работать по сменам, ходить ночью иной раз в плохую погоду на ТЭЦ, расположенную на краю посёлка. Особых условий для себя жена моя не хотела. Бывало только, что иной раз она звонила мне в кабинет с работы и просила встретить у гаража, чтобы помочь подняться по занесенной снегом или наоборот очищенной, но скользкой дороге, ведущей к гостинице. Это происходило не часто, а в случае поломки транспорта или ещё по каким-то причинам, когда она вынуждена была идти со смены пешком, не смотря на метель и плохую дорогу.