Сергей Безбородов - На краю света

И что интересно — ни один шофер у нее больше двух дней не служил. Наймет человека, а через два дня в шею гонит. Что? Почему? — Никто понять не может.

Вот однажды приезжает ко мне ее управитель, такой старичок, на морскую свинку похож — мордочка розовая, блестит, а сам весь беленький, седенький. Приезжает и говорит:

— Не пойдете ли, Серафим Иваныч, к их сиятельству шофером служить?

А мне что, я парень был отчаянный, почему не попробовать?

— Отчего же, — говорю, — извольте.

Договорились мы со свинкой, и лег я пораньше спать.

Прихожу утром в гараж, осматриваю машину. Ничего машина, «Пирс-Арроу» марки. Заправился, сижу, газету читаю. Вдруг прибегает лакей.

— Подавай, — говорит, — барыня в ресторан едут.

Подал я к парадному, гляжу — выходит. Молодая, красивая, на руках перстни, на плечах лиса какая-то заграничная наброшена, шляпка с птицей-колибри, вуалька.

— Виллу Родэ знаете?

— Знаю, ваше сиятельство, в Новой Деревне.

— Поехали, — говорит.

Хорошо, поехали. А жила она на Загородном. Туда, к Детско-сельскому вокзалу. Я думаю — сейчас по Владимирскому на Невский выедем, а там прямо по Садовой и через Троицкий мост.

Едем. И попадается мне, знаете, такой канализационный люк на мостовой. Круглый такой чугунный блин лежит. Я, конечно, ничего не подозреваю, еду себе. Только стукнул люк под колесами, княгиня мне и говорит:

— Стоп.

Открывает она дверцу и выходит на панель.

— Ну, езжайте, — говорит, — домой, в гараж. Вы больше у меня не служите. А я на трамвае доеду.

Тут я сразу все и понял.

— Простите, — говорю, — ваше сиятельство! Больше этого не будет.

— Чего, — говорит, — не будет? Ничего вы не понимаете.

— Нет, — говорю, — извините, все понимаю отлично. Извольте, — говорю, — сесть в машину и убедиться, что я все отлично понимаю и что больше этого не будет.

Взглянула она на меня, пожала плечиками, лезет обратно в машину.

— Посмотрим, — говорит.

Поехали дальше. Я уж, конечно, сразу сообразил, что у княгини моей блажь такая: не выносит, когда чугун под колесами стучит.

Объезжаю каждый люк, прямо словно околоточного надзирателя какого-нибудь, только и смотрю — не задеть бы как-нибудь. Приехали в Виллу Родэ, вылезает княгиня из машины и говорит мне:

— Молодец, что догадался. Вы, — говорит, — первый умный шофер во всем Петербурге. Будете у меня служить.

Стал служить. Служба хорошая, легкая. Все знакомые ребята прямо головы сломали — ничего понять не могут. Как это Редкозубов удержался? В чем штука? А я посмеиваюсь и живу в свое удовольствие. Два костюма себе справил — один серый, другой синеватый, с зеленой искрой.

Так прослужил что-то года полтора.

И вот как-то весной княгиня мне и говорит:

— Приготовьте к завтрему машину. Осмотрите хорошенько, горючего побольше возьмите. Далеко поедем.

— Осмелюсь спросить — куда, все-таки? — говорю.

— А в Париж, — говорит.

— В Париж? Вот оно что.

В Париж, признаться, я еще ни разу не ездил. Вот это штука, думаю. Как же это туда ехать? Через какую заставу? Прикинул, сообразил, нет, не пойму даже, в какую сторону ехать надо. Если через Московскую заставу — так это в Валдай, в Тверь, а вовсе не в Париж попадешь. Через Нарвскую если взять — в Финляндию выедешь. Опять не то. Как бы, думаю, не сбиться, вот история будет. Это дело посерьезнее, чем с люками.

Ну, ничего, утром, к десяти часам подаю. Оделся получше — серый свой костюм надел, перчатки замшевые, кепку с ушами, положил две смены белья, носков три пары, полотенце.

Выходит моя княгиня с чемоданчиком, села, поправила шляпку и говорит, будто это мы в Гостиный двор за шпильками собрались:

— В Париж, — говорит.

А я, не будь дурак, поворачиваюсь этак через плечо и спрашиваю:

— Как прикажете ехать? Разные дороги есть.

Подумала она и говорит:

— Ну, поезжайте через Ревель.

— Слушаюсь, — говорю.

И как это я сам не догадался, что через Ревель ведь можно ехать? В Ревель-то я дорогу знаю — через Выборгскую сторону.

Поехали. Ехали, ехали, приезжаем в Ревель и прямо в самую лучшую гостиницу. Отдохнули, переспали ночь и утром дальше через Германию.

Ну, только въехали в Германию, тут совсем просто ехать стало. На каждом перекрестке стоит такой полосатый столб, на нем стрела нарисована и надпись «В Париж».

Ехать нам через Берлин. Вот добрались мы до Берлина, отдохнули, конечно, я немножко починился, выезжаем дальше. Только отъехали от гостиницы, останавливает меня полицейский. Подходит ко мне и говорит:

— Покажите, пожалуйста, ваши шоферские права.

Я достаю книжку свою, подаю ему:

— Пожалуйста.

Посмотрел он, ухмыльнулся и головой крутит:

— Вы, — говорит, — не в России, молодой человек, а в Германии. Предъявите, пожалуйста, международные шоферские права. Есть у вас?

Я молчу.

— Ну, что же, есть или нет?

— Вот что, — говорю я, — права-то у меня, конечно, есть, только вот ведь какая досада, — я их на квартире в Петербурге забыл.

— Тогда слезайте.

А моя княгиня уже перчатки от досады рвет. Неудобно — народ сбежался, глядят, смеются.

— Зачем же мне слезать? — говорю я. — Вызывайте лучше вашего инспектора, я ему в два счета на международного шофера экзамен сдам. Все эти сигналы, правила все эти ваши у меня в зубах настряли. Только, — говорю, — не задерживайте нас — нам еще в Париж надо.

Хорошо. Полицейский подошел к столбу, а в столбе у него телефон. Позвонил он кому-то, сказал чего-то, и через пять минут подлетает к нам красный, как у петербургского брандмайора, мерседес. Ничего машина, только тяжеловата. Против нашего пирс-арроу, конечно, никуда. В машине их инспектор сидит. Посмотрел он на меня:

— Вот что, милый, поезжай к Бранденбургским воротам, — говорит, — и без сигналов. Посмотрим, как ты ездишь.

А мне бы только с места тронуться — очень уж неудобно посреди улицы стоять. Прямо скандал. Да и княгиня моя, вижу, совсем разволновалась.

Поехал я впереди, а мерседес сзади на полкорпуса идет. А где у них эти самые ворота — я и понятия не имею. Мне бы только на Парижское шоссе вырваться. Я туда и гну. Оглянусь, вижу — инспектор мне руками машет — не туда, мол, едешь! А я все крою и крою. Выскочил на какую-то улицу — прямая, широкая, вроде нашего Каменноостровского, и вижу — на столбе опять табличка: «В Париж».

Ага, думаю, теперь держись. Дал я газку, взвыл мой пирс-арроу и сразу как рванет, ну, куда там инспектору на его пожарном рыдване за нами угнаться!

Оглянулся я опять, вижу — инспектор даже с места вскочил, из себя выходит, шапку с него ветром сорвало. А я поставил на третью скорость — только нас в Берлине и видали.

Моя княгиня смеется.

— Ну, — говорит, — молодец, Серафим Иваныч. А я уж бояться стала, думала — завернут нас назад.