Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том II

Солнце в парусах

Сонливость, кстати, официально считается одним из симптомов морской болезни. Наряду с головокружением, тошнотой и прочими. Так что, можно сказать, я тоже «страдал».

Всё, хватит об этом. А то может сложиться ложное впечатление, что наше океанское путешествие прошло под знаком морской болезни.

На самом деле всё было великолепно. Я даже не ожидал, что мне ТАК понравится Океан. Находясь посреди стихии, воспринимаешь ее несколько иначе, нежели с суши. На берегу ты ощущаешь ее вечную мощь, наслаждаешься ее первобытной красотой как бы с краю, издалека.

С борта же яхты великий и огромный Океан, окружающий тебя со всех сторон, видится тебе по-другому. Так, одно дело любоваться звездами с Земли, и совсем другое — самому полететь в космос.

Только, в отличие от мертвой и холодной Вселенной, Океан — живой.

И ты лишь крошечная и никчемная букашка на его гигантской ладони. Одним легким движением он может погубить тебя, а может и поиграть с тобой. Если повезет, то он может даже приоткрыть тебе свои тайны. Или поделиться своими сокровищами. А может остаться к тебе абсолютно равнодушным.

Покачиваясь на волнах, физически ощущаешь под собой его мускулы — безмерную глубину, масштаб и энергию триллионов тонн воды. Стоя на ветру и ловя соленые брызги, всем телом чувствуешь его могучее и свежее дыхание, которое, если захочет, может ураганом сдуть тебя с лица Земли, а может вместе с солнышком тепло и нежно приласкать.

Такой уж у него, у Океана, характер. Непростой и противоречивый.

И настроение у него бывает всякое, и темперамент проявляется по-разному.

Вот только душу Океана (а она у него, безусловно, есть) ты с первого раза не поймешь. Не поймешь и со второго, и с третьего. И, может быть, вообще никогда, сколько ни пытайся. Похоже, не всякому это дано. У меня, во всяком случае, пока не получилось. И поэтому на философский вопрос: «Так что же это за существо такое — Океан? В чем его, так сказать, суть?» я отвечаю — не знаю. Не силен я в философских вопросах…

К нам бог Нептун, повторяю, был добр и снисходителен. Путешествие прошло без эксцессов.

Семья Ваттрело уверенно вела «Соваж» к цели. Закрепив штурвал тросом, Дидье следил за маршрутом по компьютеру, Софи в свободное от вахты время готовила еду, Хлоя и Нино помогали родителям менять паруса и прибираться на яхте. Их слаженной работой можно было любоваться бесконечно.

Мы частенько болтали о том о сем. О России и Полинезии, о «Соваже» и Москве, об Аляске и Антарктике, о «Баунти» и Питкэрне. Ели вкуснейшие бананы и выбрасывали шкурки за борт (меня поначалу это слегка коробило, но экипаж объяснил мне, что так и надо, «…органику Океан переваривает с пользой…»). Я пробовал читать захваченную из Москвы «Одиссею капитана Блада», но не мог. Окружающая действительность была куда как интереснее книжных приключений.

А еще я часами сидел на верхней палубе и молча смотрел вдаль, на волны. Для меня это была своего рода терапия: я чувствовал, как из меня вытягивается весь негатив, все эти нервно-психические «шлаки», так хорошо знакомые любому жителю современного мегаполиса с его ежедневными стрессами и плохой экологией.

Под самый прекрасный в мире «саундтрек» (шум и плеск воды, скрип снастей и хлопанье парусов) во мне происходила переоценка ценностей. Моя московская жизнь отсюда, из центра Океана, казалась бесконечно далекой и ничтожно мелочной, а главное — чужой, не моей, как будто не было ее вовсе. «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?..». Не обошлось и без «проклятых» вопросов о смысле существования и бренности бытия: «А правильно ли я живу?.. Для чего появился на свет?.. И как быть — или не быть — дальше?..».

Наблюдая за семьей Ваттрело, я не переставал восхищаться ими и все время думал: «Вот передо мной — абсолютно счастливые люди. Они нашли себя, и живут в согласии с собой и в гармонии с окружающим миром. Эх, как в том анекдоте, бросить бы все и..!».

И — что? Обрести любовь? Построить свой корабль? Сбежать на край земли? Найти свой необитаемый остров?

Так, между прочим, должно быть, размышлял и Флетчер Кристиан, когда в этих самых местах в январе 1790-го «Баунти» бороздила воды в поисках последнего приюта. Да…

Тем не менее, именно это щемящее душу откровение и стало для меня, как ни странно, очередным в этой поездке Мгновением Счастья. Вот что Океан может сделать с человеком!..

В общем, он мне теперь постоянно снится. По ночам я время от времени чувствую качку, вижу волны и слышу скрип снастей. Клиника? Возможно. Кажется, я действительно заразился этим «вирусом» навсегда.

…Ранним утром 14 сентября я проснулся от тишины. Ставшего уже привычным хлопанья парусов не было слышно. Зато явственно звучал тихий рокот двигателя. И качка почти прекратилась. Я высунул голову из каюты.

— Good morning, Dimitri, — сказала хлопочущая у плиты Софи. И, как-то небрежно кивнув головой наверх, буднично добавила: — Pitcairn.

Я пулей выскочил на палубу. Было пасмурно и прохладно. Посреди Океана, в нескольких кабельтовых справа по носу «Соважа» в тумане возвышалась гора. Это был остров Питкэрн.

…Нет, совсем не такой представлял я себе нашу первую встречу. Сколько раз я грезил, как, стоя на капитанском мостике, буду долго и неутомимо всматриваться в горизонт до тех пор, пока в окулярах бинокля не появится едва заметная скала, очертаниями напоминающая неправильную трапецию. У меня перехватит дыхание, и я закричу, как кричали впередсмотрящие во времена «Баунти»: «Land ho!». И потом мы будем на всех парусах, но все равно мучительно медленно приближаться к острову.

Наяву все произошло иначе. Не так романтично. Но не менее волнительно.

Остров Питкэрн. Первая встреча.

Было шесть утра, и Дидье сказал, что на острове еще все спят, и что у нас есть часа полтора, чтобы приготовиться к высадке. Мы позавтракали (вкуса еды я, признаться, от переполнявших меня чувств не ощущал). Потом я быстро собрал наши сумки (ребята по-прежнему лежали пластом). «Соваж» к тому времени подошел к северо-западной оконечности Питкэрна и стал медленно двигаться к Бухте Баунти.

Тут вдруг зазвенела рында. К этому массивному колокольчику, подвешенному на кормовом шесте, наш экипаж еще на Гамбье прикрепил длинный рыболовный линь, другой конец которого — с крюком и мормышкой — был выброшен далеко за борт. Все плавание клёва не было, и рында молчала. И вот здесь, у берегов Питкэрна, она внезапно ожила. Дидье быстро выключил мотор, и судно легло в дрейф. Настал звездный час Нино. Обрадованный мальчишка выскочил из каюты и голыми руками, без перчаток, начал тянуть линь. Я схватил камеру и запечатлел дальнейшее на видео.