Дмитрий Семакин - Сага о мятеже на «Баунти» и об острове Питкэрн. Том II

Любой любитель морской рыбалки знает, как тяжело вытаскивать из воды даже не очень крупный трофей. Рыба отчаянно сопротивляется, и, чтобы извлечь ее на свет божий может понадобиться не одна пара рук. 15-летний Нино справлялся в одиночку, без видимых усилий.

Наконец, у кормы на поверхности показалось извивающееся упругое тело. Я ахнул: это была здоровенная рыбина, похожая на щуку. Дальше за дело взялся Дидье. Одной рукой рванув линь на себя, он отточенным эффектным жестом проткнул несчастную специальной палкой с крюком на конце (не знаю, как она называется). Еще пара выверенных сильных движений, и вот уже улов, прижатый к полу, из последних сил неистово и мощно бьется о палубу, обдавая всех присутствующих брызгами.

Капитану передают дубинку (один в один — бейсбольная бита), несколько ударов по беззащитной голове, кровь, агония, и Дидье, распрямившись, торжественно провозглашает: «Fish!». Все рады, все смеются.

Это был превосходный, почти полутораметровый экземпляр уаху — хищной тропической рыбы, родственницы барракуды и марлина. Я, кстати, ловил таких, только поменьше размерами, у атолла Адду на Мальдивах. Потом, уже после Питкэрна, Софи ее приготовила, и мы целых два дня наслаждались ее отменным вкусом.

А тогда я подумал: надо же, прямо у берегов Питкэрна. Хороший знак…

Тем временем с нашей стороны все было готово к высадке. Софи связалась с островом по рации, оттуда спросили, сколько у нас багажа, и пообещали в течение нескольких минут прислать лодку. Я жадно вглядывался в так хорошо знакомый мне по фотографиям берег.

Что и говорить, в хмурую погоду Питкэрн с моря выглядит не очень приветливо. Высокие суровые скалы, кирпичного цвета обрывы, покрытые буйной зеленью утесы. То тут, то там видны крыши домов. Море было относительно спокойное, но в целях безопасности «Соваж» не подходил к Бухте Баунти ближе, чем на полкилометра.

Наконец, я увидел, как от далекого причала отделилась крошечная точка. Это не был один из легендарных питкэрнских баркасов, нас вышла встречать обыкновенная рыбацкая моторка. В ней сидели двое: Дэйв и Дэвид Брауны, отец и сын.

Сначала в лодку спустили наши сумки, потом Люду и Володю. Наспех пожав руки Дидье и Нино, борт «Соважа» покинул и я. И вот мы, подскакивая на волнах, летим прямо к причалу. Дэйв Браун, широко улыбаясь, тянет мне руку: «Dimitri? Nice to meet you. Welcome to Pitcairn!». Оказывается, он узнал меня по фотографиям. Ничего себе! Я приятно удивлен.

На причале нас ждут. Издалека я идентифицирую Бетти Кристиан (мы с ней встречались дважды — во Флориде, во время Конференции, и в Лондоне). С остальными я не знаком лично, но, вот, кажется, это Кэрол Уоррен и одна из ее дочерей. Впрочем, вскоре появился и Марк Уоллер (они вместе с Малкольмом и Гвен прибыли на остров за сутки до нас, на борту «Брэйвхарт»).

Наша лодочка с легкостью преодолевает знаменитый питкэрнский прибой. Не проходит и пары минут, как мы высаживаемся. Традиционные объятия, рукопожатия, приветствия. Я улыбаюсь, как умалишенный, и плохо соображаю: мне не верится, что я здесь.

Смертельно бледного Володю держат под руки двое мужчин. Люда, ступив на твердую землю, плачет.

Ко мне подходит длинноволосый молодой человек в комбинезоне и в очках и представляется: «Саймон Янг, офицер экологической таможни». Оказывается, прямо здесь, на причале, надо подписать соответствующую бумагу, что мы не ввозим с собой запрещенные растения и прочие культуры, могущие навредить уникальной экосистеме Питкэрна. Например, мёд или какие-нибудь сорняки.

Тут я судорожно вспоминаю, что в одной из сумок ребят у нас припрятана пластиковая бутылка с черным вулканическим песком Матаваи. «Oh, no, — смеется Саймон, — it’s OK». Он дает мне три мятых бланка, на которых я различаю ксерокопированные гербы Островов Питкэрн и какой-то текст.

— У вас нет ручки? — спрашивает он меня с надеждой. Я в полной растерянности. Но Саймон невозмутим. — Никаких проблем, вот карандаш.

Прямо на влажном от брызг парапете я ставлю в документе свою закорючку. Карандаш, помню, был заточен не очень хорошо.

— ОК, — говорит Саймон. — Теперь ваши спутники, леди и джентльмен.

— И он выразительно смотрит сначала на Люду, а потом на Володю. — Причем обязательно, чтобы каждый подписался собственноручно.

Мои спутники с мольбой в глазах глядят на меня. Они ничего не понимают. Саймон, видимо, прочувствовал ситуацию.

— Впрочем, — произносит он, — если они не могут, вы, так и быть, можете поставить свою подпись за них.

Что я с готовностью и сделал. Когда с экологическими и таможенными формальностями было покончено, на причал на своем квадроцикле прибыл Том Кристиан. И мы разъехались по домам. Володю и Люду, как и было договорено заранее, приютила Кэрол Уоррен, меня — Том и Бетти. Меня вез сам хозяин дома, мою сумку — отдельно — хозяйка.

Вот мы поднимаемся по крутой забетонированной дороге Холма Трудностей, я бросаю прощальный взгляд на «Соваж» и обозреваю Бухту Баунти сверху. Въезжаем в Адамстаун. Поселок выглядит пустым: еще нет девяти, и по пути нам никто не попадается. Пара минут — и мы на месте. Участок Тома и Бетти называется Down Flatcher (почему-то пишется именно так, через «a» — Даун ФлЭтчер). Здесь когда-то стояла хижина Флетчера Кристиана и Мауатуа, о чем гласит соответствующая табличка.

Огромный двухэтажный дом, вокруг множество всяких хозяйственных пристроек: гараж, мастерская, сарай, кладовая. На заднем дворе, обращенном к Океану, — сад.

Заходим внутрь. В большой полутемной гостиной — двое. Это гости Тома и Бетти, прибывшие на Питкэрн несколько дней назад на борту судна «Брэйвхарт»: пожилая англичанка по имени Пэт и — ба, кого я вижу! — голландец Йос ван ден Боогард. Высокий, худой, кудрявый и в очках. Мы с ним знакомы, встречались и на Конференции, и в Лондоне. Он, как и я, страстный энтузиаст «Баунти» и вообще, «любитель маленьких островков», как он сам себя называет. Приятный сюрприз.

Гостевая комната в доме Тома и Бетти

Бетти провожает меня в мои «апартаменты». Милая светлая комнатка на первом этаже, скромное убранство. Такие часто встречаются в наших российских дачах.

«You’re welcome», — говорит хозяйка (дескать, располагайся) и тактично закрывает дверь. Я по-прежнему не верю в происходящее. Неужели я — на Питкэрне?

Когда я остался один, со мной — то ли от излишнего волнения, то ли от адаптации после качки — происходит странная вещь. Я вдруг засыпаю на кровати прямо в одежде. Дремота навалилась как-то сразу, я и опомниться не успел. Как будто я смертельно устал. Но я же не устал… Что бы это значило?