Т Габрусенко - Эти непонятные корейцы

А вот отечественные телесериалы, или «драмы», как их здесь называют, популярны в Корее необычайно. Их смотрят все поголовно — и женщины, и мужчины, и молодежь, и старики.

Массовости этих зрелищ способствует и великое их многообразие. Драмы здесь штампуются с учетом возрастных и интеллектуальных запросов самых разных категорий населения. Гибко распределяется и время демонстрации. Мелодрамы, идущие утром и днем, затрагивают, как правило, молодежно-семейные темы, и предназначены для домохозяек в возрасте примерно от 25 до 35 лет. Днем идут фильмы для старшей аудитории, затем, часов в 5—6, подростковые сериалы, а вечером, когда возвращаются домой студенты и служащие, демонстрируются мелодрамы на более интеллектуальную тематику — производственную, университетскую или историческую. Поздно вечером идут сериалы для специфической молодежной аудитории, взращенной на американском кинематографе. Эти драмы помимо любовной лирики включают в себя элементы триллера, мордобоя и проч.

Все вышеперечисленные категории корейских мелодрам различаются в основном по антуражу, на фоне которого разворачиваются основные события. По сути же все они едины: это стопроцентное «мыло», художественный и интеллектуальный уровень которого в России оценили еще во времена рабыни Изауры.

Любопытно, кстати, отношение корейцев к «драмам». Известный парадокс российского зрителя, который понимает, что смотрит чушь, и тем не менее ее смотрит, в Корее полностью отсутствует. Корейский зритель внимает происходящему на экране с доверчивостью ребенка, без тени сомнения или сарказма. Причин этому много — и вообще доверчивость корейцев к тому, что вещают в эфире (раз говорят — значит, имеют на это право), и традиционное конфуцианское уважение к интеллектуальному труду (раз писатель написал пьесу, которую экранизировали, значит, она того стоит). Но главное, что делает Корею землей обетованной для создателей и распространителей всевозможных мыльных опер, — это знаменитая корейская чувствительность, в которой не стыдятся признаться даже мужчины.

Хотя корейская пословица говорит, что настоящий мужчина плачет только три раза в жизни: когда рождается, когда умирают его родители и когда гибнет страна, — реальность сильно отличается от этого постулата. Я, привыкшая к западным стандартам мужского поведения, была, признаться, сильно удивлена, когда не раз и не два слышала признания корейских мужчин в том, что они любят смотреть сентиментальные фильмы и часто плачут. Причем заявляли они это с гордостью, поскольку, видимо, считали подобную чувствительность свидетельством тонкой и высокоорганизованной психики.

Как известно, сериал, подобно любой разновидности «искусства для народа» (женскому роману, жестокому романсу, тюремной балладе и т. д.), имеет свои стойкие стереотипы. Стереотипы корейской мыльной оперы сильно отличаются от привычных нам, скажем, латиноамериканских. Корейские «мыльные» герои говорят на своем языке, непонятном западному человеку и при самом гениальном переводчике, — вот почему голубая мечта корейских кинематографистов о завоевании западного рынка в реальность упорно не воплощается.

Итак, что же это за язык, что за особенности?

Первое, что бросается в глаза при просмотре корейской мелодрамы, — необычайная даже для сериала примитивность актерской техники, характерная скорее для провинциального театра XIX века, чем для современного зрелища. Все фальшиво, натужно и вымученно до чрезвычайности. Действующие лица находятся в состоянии непрерывной, как сказали бы в старые времена, аффектации. Заламывание рук, слезы величиной с перепелиное яйцо, душераздирающие вопли с искаженными лицами и обмороки героев здесь вещи совершенно обыденные, и если за стенкой у соседей слышатся истерические крики, не спешите вызывать полицию — скорей всего, это корейская семья самозабвенно погрузилась в перипетии любимого сериала.

Конечно, такой исполнительский схематизм отталкивает западного зрителя от корейских фильмов. Как бы ни ругали мы с вами голливудские творения, очевидно, что средний уровень игры актеров в них куда выше. Это понятно — ведь там собирают со всего мира и лучшее, и лучших. В корейском же «мыльном» кинематографе явно прослеживаются лишь свои родные корни, а именно — незатейливые представления на деревенских рынках. Сейчас все больше молодых корейских актеров учатся за рубежом, в странах, где драматическое искусство имеет более утонченные традиции, соответствующие эстетическим потребностям сегодняшнего дня. Приятно осознавать, что в число стран, куда едут учиться корейцы, входит и Россия. (Кстати говоря, негоже и нам забывать о том, что пару веков назад сценическая Россия тоже ходила в ученицах у иностранцев.

Станиславский и Михаил Чехов не появились бы у нас без прочного освоения русскими французского и итальянского театрального опыта.) Хочется надеяться, что обучение за границей тоже пойдет корейскому кинематографу на пользу.

Вторая причина, по которой западному зрителю трудно воспринять корейскую мелодраму, — это ее тематика. В отличие от тех же латиноамериканцев с их знойными сюжетами, корейские авторы, как правило, создают свои драмы на заурядном бытовом материале. Их героев не съедают крокодилы, не давят роскошными лимузинами коварные завистники, не травят медленным ядом роковые разлучницы. Проблемы и события корейской мыльной оперы, как правило, очень обыденны, и западному зрителю, скорее всего, покажутся скучными. Но именно эта узнаваемость изображаемого на экране и делает родные сериалы столь привлекательными для корейцев. Помню, как делился своими чувствами по поводу сериала «Баня», представляющего, на мой взгляд, на редкость занудное бытописание семьи содержателя бани, знакомый сотрудник «Самсунга»: «Там все как в жизни — как у меня, у родственников… Очень реалистично семейные проблемы описываются. Очень, очень жизненный сериал».

Что же это значит — «жизненно»? Это значит, что герои корейских сериалов, как и реальные корейцы, редко нежатся под бананом. Они не разгуливают по пляжам в соблазнительных бикини, поигрывая загорелой мускулатурой. Вместо всего этого действующие лица корейской драмы… едят. Большую часть экранного времени корейский герой проводит за столом. При помощи еды он объясняется в любви, выражает свое самочувствие, отношение к происходящему и к собеседнику, демонстрирует материальное положение, открывает свой духовный мир. Собственно говоря, еда — основной критерий, по которому различаются типажи корейской мелодрамы. Скажи мне, что и как ты ешь, — и я скажу, кто ты.